Костяной скульптор. Часть 4

Первые симптомы я заметил, когда начал, прогуливаясь из конца в конец комнаты, бессознательно собирать со стола и полок все, что там было, от книг и каких-то дорогих украшений до сломанных письменных перьев и обрывков бумаги и складывать в уголочке. Когда до меня дошло, что я творю, уже больше половины из того, что не было прибито к стенам, оказалось в моей личной “сокровищнице”. Противиться этому было бесполезно, словно зуд в мозгу, это желание не утихало, а становилось лишь сильнее, чем усерднее я сопротивлялся.

Так что довольно скоро уже все, что только можно было положить в общую кучку, там лежало, включая даже выдвижные ящики стола. Когда же я с каким-то маниакальным хихиканьем оторвал от стены книжную полку и аккуратно положил сверху другой такой же, стало понятно, что моя попытка самоизоляции стремительно катится дракону под хвост.

Сложив в углу комнаты все, что только могло быть складировано и соорудив из двух книжных шкафов и письменного стола “защитную баррикаду” для своего хранилища, я на какое-то время успокоился, просто потому что вся остальная комната оказалась полностью пуста, освобожденная от всего, включая крепежи для магических светильников, декоративную лепнину со стен и оконную раму.

Однако уже через несколько часов спокойствия мысль, которую я старательно гнал из сознания всеми способами, все-таки нашла какую-то лазейку, которую не получилось залепить. Ведь там, за дверью, еще много чего чьего-то! И это чье-то должно стать МОИМ!

В результате за следующие четыре дня, выгнав на улицу к чертям всех слуг, включая Буля, ведь они могли посягнуть на МОЕ, я перетаскал в свою комнату вообще все, что мог и даже частично то, что не мог. Апофеозом маниакального собирательства стал момент, когда я поймал себя на том, что пытаюсь отломать кусок от стены, чтобы, опять же, унести его на сохранение в битком набитый кабинет.

С осознанием того, что в доме в принципе не осталось ничего, что я еще не перетащил в свое хранилище, пришел очередной период спокойствия. Однако я понимал, что длиться он будет не долго. я старался как можно больше ускорить процесс, но от этого, похоже, интенсивность эффекта также росла и еще неизвестно, что лучше.

Так что, пока я не начал в трансе бродить по улицам и набрасываться на прохожих, стаскивая с них всю одежду, а потом и их самих разбирая на косточки, я решил самоизолироваться чуть по-другому. Выудив из необъятной груды хлама Гуйар, я бросился вон из дома прямым курсом на шестнадцатый этаж и бежал на максимальной скорости так долго, как только мог, как можно дальше уходя от Падсонитар. Как выяснилось впоследствии, худшее решение из возможных.

Поначалу все было более-менее в порядке, моей жадности было все равно, что собирать, золото, книги, кости или камни, так что, обосновавшись в одной из пещер, я решил, что теперь-то все будет нормально. Как бы не так. Шибко умная система полигона, всасывая в пол отходы и мусор за пару часов и по многу недель сохраняя специально спрятанные заначки, восприняла мои действия по вытаскиванию из земли каменных надгробий, выкапыванию из-под них гробов, убийству и старательному сбору костей и гниющей плоти звериной нежити и откалыванию от стен кусков породы именно как последнее, а не как первое.

И так как недостающие детали “антуража” и нежить не прекращали постепенно восстанавливаться, моя одержимость лишь набирала обороты и в дело уже давно пошло Усиление во всех его вариациях, а отдых мне, как мертвецу, не требовался вовсе, за одну-единственную неделю я умудрился почти полностью, от пола до потолка, забить своими “сокровищами” огромную пещеру, в которой даже сорокаметровый дракон чувствовал себя очень свободно.

И в первый раз за всю мою жизнь я стал свидетелем того, как непогрешимая и, казалось, идеальная система полигона дала сбой. Конечно, повторить мой “подвиг” при достаточной силе было не так чтобы очень сложно, и подобные эксперименты проводились, пусть и в куда меньших масштабах, на других уровнях, о чем я впоследствии прочитал в библиотеке Падсонитар.

Однако для нормального разумного в такой куче всегда что-то будет более важным, а что-то менее. И система полигона, никто не знает каким образом, но как-то это понимала и если предметов в замкнутом пространстве становилось слишком много, начинала утилизировать их, начиная с самых бесполезных. Вот только меня сейчас нормальным точно было нельзя. И для моего поглощенного Жадностью сознания каждый предмет в этой горе мусора был подобен величайшему в мире сокровищу. Вряд ли кто-то из создателей полигонов вообще предполагал, что такое возможно, ведь ни одно живое или мертвое существо никогда не будет считать каждую кость и каждый кусок камня из тех десятков, а может и сотен тысяч, что лежали сейчас в пещере, ценными, причем ценными в равной мере.