Костяные часы

– Подумаешь, всего-то опаздывает на полтора часа, – говорит Чизмен. – Это вовсе не значит, что она решила сменить тебя на какого-нибудь спортсмена с физиономией Киану Ривза, мускулатурой Кинг-Конга и моей харизмой.

– Сегодня я везу ее домой, в Лондон, – поясняет Олли. – Она живет в Гринвиче… так что непременно подойдет, с минуты на минуту…

– Колись, Олли, – не унимается Чизмен, – ведь мы же все-таки друзья. Она действительно твоя подружка или ты ее того… ну, в общем… придумал?

– Она действительно существует, – загадочно произносит Фицсиммонс.

– Да ну? – Я гневно зыркаю на Олли. – С каких это пор бандюган, усердно наставляющий рога добропорядочным мужьям, имеет преимущества перед твоим соседом по лестничной клетке?

– Абсолютно случайная встреча. – Фицсиммонс ссыпает в рот остатки жареных орешков. – Я наткнулся на Олли и его даму сердца в книжном магазине «Хефферс», в отделе драматургии.

– И, будучи новым, реформированным представителем постфеминистского общества, сколь высоко ты оценил бы королеву Несс? – спросил я у него.

– Очень даже секси. Олли, признавайся, она из эскорт-сервиса?

– Да пошел ты! – Олли ухмыляется, как слизавший сметану кот, а потом вскакивает и вопит во все горло: – Несс! Вот уж действительно, легка на помине! Хорошо, что ты пришла!

Девушка с трудом пробирается сквозь плотную толпу студентов.

– Ох, прости, пожалуйста! – Она целует Олли в губы. – Автобуса лет восемьсот не было.

Я ее знаю, точнее, знал – в библейском смысле этого слова. Фамилии не помню, зато все остальное помню очень хорошо. Мы познакомились на вечеринке, когда я учился на первом курсе. Тогда она звалась Ванессой. Эта любительница крепких выражений училась, если память мне не изменяет, в Челтнемском женском колледже, а жила у черта на рогах, в дальнем конце Трампингтон-роуд, где вместе с какими-то девицами снимала особняк. Мы тогда откупорили бутылку «Шато Латур» семьдесят шестого года, которую она стащила у своих знакомых перед началом вечеринки. Потом, при случайных встречах в городе, мы приветливо кивали друг другу, из вежливости не делая вида, будто не знакомы. Она, конечно, ловчила, куда там Олли, но, пытаясь сообразить, чем все-таки Олли ей понравился, я вспоминаю о временном лишении прав за езду в нетрезвом виде и о тепле и уюте «астры» Олли. В любви, как и на войне, все средства хороши, но я, хотя и не святой, по крайней мере, не лицемер. Тем более что Несс, заметив меня, за пятую долю секунды заключила со мной взаимное соглашение о сердечной амнезии.

– Садись на мое место, – говорит Олли, снимая с нее пальто, как истинный джентльхрен, – а я… преклоню пред тобою колена. Фиц, вы ведь знакомы? А это Ричард.

– Очарован. – Чизмен вяло пожимает ей пальцы. – Я – зловредный гей. Скажи-ка, ты – Несси-чудовище или Несси-чудо?

– Я совершенно очарована, – улыбается она. Я хорошо помню ее голос: прекрасно поставленный выговор с притворными просторечными интонациями. – Для друзей я просто Несс, но ты можешь звать меня Ванессой.

– А я Джонни, Джонни Пенхалигон. – Джонни, перегнувшись через стол, пожимает ей руку. – Очень рад знакомству. Олли нам столько о тебе рассказывал…

– Исключительно хорошее, – быстро добавляю я и, протягивая руку, представляюсь: —Хьюго.

Несс, не моргнув глазом, заявляет:

– Значит, Хьюго, Джонни, зловредный гей и Фиц. Кажется, всех запомнила. – Она поворачивается к Олли: – Извини, а ты-то кто?

Олли хохочет, натужно и слишком громко. Его зрачки превращаются в мультяшные сердечки, и я в энный раз пытаюсь вообразить внутренние ощущения того, кто влюблен, потому что внешне приходится корчить из себя эдакого «покорителя сисек».

– Между прочим, теперь очередь Ричарда покупать выпивку, – объявляет Фицсиммонс. – Да, Ричард? Ну что, проветришь свой бумажник?

Чизмен изображает полное непонимание:

– Разве сейчас не твоя очередь, Пенхалигон?

– Нет. Я оплатил предпоследний заказ. Но твоя попытка весьма трогательна.

– Но ты же владеешь половиной Корнуолла! – говорит Чизмен. – Ах, Несс, видела бы ты его поместье! Сады, павлины, олени, конюшни, а вдоль парадной лестницы – портреты капитанов Пенхалигонов за триста лет их владычества.

Пенхалигон фыркает:

– Вот как раз из-за треклятого поместья Тридейво нам вечно не хватает денег! Содержать его можно только себе во вред. А павлины – полные ублюдки.

– Ой, не изображай из себя Скруджа, Джонни! Коммунальный налог наверняка дает вам возможность сэкономить немалую сумму. А мне, пожалуй, придется торговать собой, чтобы набрать денег на автобусный билет в Лидс, на свою голубятню.

Чизмен – мастак придуриваться, хотя у него осталось не меньше десяти тысяч фунтов дедова наследства, но сегодня у меня нет желания его подначивать.

– Так и быть, выпивка за мой счет, – заявляю я. – Олли, раз ты собираешься вести машину, то больше не пей. Возьму-ка я тебе томатного сока с соусом табаско, для сугреву. Так, Чизмену – «Гиннесс», Фицу – кружку пенистого австралийского пойла, а тебе, Несс? Чем тебя травить?

– Выпьешь красного – и жизнь прекрасна. – Олли явно хочется подпоить подружку.