НОРМАН. Никогда, никогда не впадающим в отчаяние. Да. Разве что изредка. По ночам. Или на рождество, когда некому играть пантомиму. Но в театре с ним такого не случалось. Никогда. Чувствителен он — возможно, неблагодарен — нет! Уж слишком, как говорится, он думает о других. В его епархии есть все. И красота. И солнечный свет. Здесь всякая боль переносима. И неведомо уныние. Никому. Ибо мы побратались кровью. Я человек мягкий, бесспорно. Обидчивый. Таким уж уродился. Легко ранимый, но это же не порок. Я здесь тоже не из корысти. Никто не может обвинить меня в низменных побуждениях. У меня есть все, что мне надо, и я никому ни с чем не навязываюсь. Конечно, не все у меня получается. Но я никогда, никогда не впадаю в отчаяние.
СЭР ДЖОН. Я начал сочинять «Мою жизнь».
НОРМАН. Что?
СЭР ДЖОН. Принеси мне. Мою книгу. Я написал вступление…
Норман подает ему тетрадку. Найди это место.
НОРМАН(полистав тетрадку). Не больно-то много…
СЭР ДЖОН. Что там написано?
НОРМАН(читает). «Моя жизнь». Далее идет посвящение. «Эта книга посвящается Моей Любимой Кисоньке, которая была моей неизменной вдохновительницей. Всем настоящим артистам, неизменно сохраняющим веру и стойкость. А также всем тем, кто отдает театру свои силы, не обретая за это большой славы: осветителям, плотникам, бутафорам рабочим сцены. Публике, которая смеется вместе с нами и льет слезы и которая, понимая и сочувствуя, настраивает свое сердце в унисон с нашим. И наконец…» (Уже от се- бя). Но, сэр!.. (Опять читает), «…памяти Шекспира, про- славлению коего служит наш труд».
Молчание.
СЭР ДЖОН. «Моя жизнь» должна быть написана.
Молчание.
НОРМАН. Погодите, погодите… (Перечитывает страницу), «…Осветителям, плотникам, бутафорам…». Но, сэр!.. (Смотрит на него). Что с вами, сэр? (Слегка трясет его. Долгая пауза). Мы же не умерли? (Пауза). Сейчас ваш выход. Помните, как в той пьесе: «Нет, нет! Ты лжешь, не умер я! Чужое принял я обличье!..» (Делает вид, будто срывает ус). Теперь ваша реплика.
Сейчас впервые становится заметно, что Норман пьян. Он шатается, того и гляди упадет.
Вы правы. Вся комната пляшет перед глазами!.. (Кое-как вновь обретает равновесие, стоит всматривается в лицо сэра Джона, и тут его охватывает ужас. Спотыкаясь он бежит к двери). Миледи! Мэдж! Эй, кто-нибудь! (Останавливается на пороге, всхлипывает).
В коридор вбегает Мэдж, минуя его, врывается в гримуборную. Норман входит следом и не сводит с нее глаз. Мэдж всматривается в лицо лежащего. Она вполне спокойна Чуть вскрикивает, но тут же берет себя в руки. Молчание.
НОРМАН. На сцене он умирал иначе. А тут — незаметно и просто. Для него.
МЭДЖ(отвернувшись от тела). Где миледи?
НОРМАН. Она уехала. Не могла подождать.
МЭДЖ. Сейчас я ей позвоню. И побегу за доктором.
НОРМАН. Доктор уже ни к чему, птичка.
Мэдж направляется к двери.
Что мне теперь делать?
МЭДЖ. Заприте и подождите за дверью.
НОРМАН. Я не хочу ждать за дверью. Я никогда не ждал за дверью. Я хочу быть с ним. Я знаю свое место.
МЭДЖ. Как-нибудь протрезвитесь. (Уходит).
Норман осторожно, не без страха, заходит в комнату. Он не в силах смотреть на покойника Он прямиком направляется к тетрадке и открывает ее.
НОРМАН(читает вслух). «…Осветителям, плотникам, бутафорам…» Сволочь неблагодарная! Даже не вспомнил!..
Пауза. Оглядывается по сторонам и, убедившись, что он один, берет карандаш и что-то вписывает в тетрадку. Затем поворачивается к покойнику и, подобно рассерженному ребенку, в сердцах показывает ему нос. Но тут же опять начинает всхлипывать. Пьет коньяк со стола сэра Джона. Возвращается Мэ д ж.
МЭДЖ. Миледи сейчас приедет. Она приняла это весьма хладнокровно. Попросила, чтобы его накрыли мантией Лира. Где она?