Они замерли неподвижно, как статуи. Слева и справа нависали стены, влажные от плесени и грязи. У них над головами располагался световой люк, выходящий прямо на улицу и заделанный стеклянной плиткой; благодаря ему коридор неплохо просматривался, и Зик с изумлением понял, что наступило утро. Такие люки попадались в подземелье не столь уж редко, однако на участках между ними властвовал мрак — темнее всяких чернил. Руди и Зик перебегали от одного островка тьмы к другому, словно каждая тень была безопасной гаванью, где никто не мог их увидеть и ничто им не грозило.
С потолка то и дело срывались капли воды и звучно разбивались о пол. С улицы доносился неясный рокот: вдалеке что-то с шумом двигалось. Но поблизости Зик никаких тревожных звуков не уловил.
— Что я должен услышать? — поинтересовался он.
Глаза Руди сощурились за щитком маски.
— Мне на секунду показалось, что за нами кто-то идет. Маски можно будет снять уже скоро. Сейчас мы…
— Огибаем подножие холма. Да-да, я понял.
— Так вот, я
— А что, на холме до сих пор живут люди?
— Да. Еще как живут. Да, — произнес он во второй раз, но вдруг осекся и весь обратился в слух.
— Что такое? Трухляки? — спросил Зик, потянувшись к сумке.
Руди покачал головой:
— Вряд ли. Но что-то тут не так.
— За нами следят?
— Тише ты! — цыкнул хромой. — Говорю же, что-то не так.
Зик заметил ее первым. От ближайшего участка, погруженного в тень, — одного из тех, где никто не мог их увидеть и ничто им не грозило, — плавно отделилась фигура, явно одушевленная. Она, казалось, не двигалась вперед, но постепенно обретала очертания. У размытого силуэта, ростом с Зика, обозначились контуры, и в луче света ярко блеснула пуговица на одежде.
Проявляться фигура начала снизу: сперва Зик увидел изгибы башмаков, потом морщинистые складки на обвисших штанах и колени, которые уже распрямлялись. Отвороты куртки, швы на рубашке и наконец — профиль, настолько же неприятный, насколько и запоминающийся.
У Зика сперло дыхание в горле. Этого хватило, чтобы Руди в один миг развернулся на здоровой ноге. И опять вскинул трость, точно ружье, чем немало удивил мальчика, однако следом он прицелился в человека у стены и нажал какой-то рычажок, спрятанный в рукояти. Раздавшийся выстрел по оглушительности и мощи ничем не уступал прочим, которые доводилось слышать Зику, — а таковых, надо признать, было не так чтобы много.
По коридору прокатилась свинцовая буря, сотрясшая его до основания, и тень куда-то юркнула.
— Чтоб ее! Поторопился! — в сердцах выкрикнул Руди.
Взведя большим пальцем рычажок на трости, он снова встал на изготовку. Противник затаился в темноте. Зик старался прятаться за спиной проводника, пока тот наставлял дуло то туда, то сюда, то по сторонам, то перед собой.
Мальчик, чуть не оглохший от выстрела, никак не мог отдышаться.
— Я его видел! — завопил он. — Вон там! Это трухляк?
— Нет, и закрой скорее рот! Трухляки не…
Его слова неожиданно прервал свист металла, и что-то острое с силой вонзилось в отсыревшую кирпичную кладку. Присмотревшись, Зик разглядел небольшой нож с рукояткой, обмотанной кожей. Прошел он очень близко — до того близко, что через несколько мгновений по уху Руди потекла струйка крови.
— Анжелина, это ведь ты? — рявкнул он. Потом продолжил, уже тише: — Теперь я смотрю в твою сторону. Только шевельнись, и у тебя в потрохах появится дырка, Богом клянусь. Живо выходи! И встань так, чтобы я тебя видел.
— Поищи других дураков!
Странный голос, странный акцент. Зик недоумевал, кому бы он мог принадлежать.
— Можно и дурой побыть, коли хочешь прожить часок-другой. И не нужно тут со мной нахальничать, принцесса. Если уж собралась драться в темноте, не стоило нацеплять на себя братовы пуговицы. Они блестят на свету.
Не успели слова сорваться с его языка, как куртка вместе с пуговицами шлепнулась на пол туннеля.
— Гадство! — выругался Руди, взмахнув тростью, потом схватил Зика за шиворот и оттащил назад, подальше от сочащегося с улицы света.
Они притихли и навострили уши: не слышно ли шагов? Но все было спокойно, пока невидимая женщина не заговорила:
— Куда ты ведешь этого мальчишку, Руди? Что ты с ним намерен делать?
Зику ее голос показался сиплым, — возможно, дело было в травме горла. Звучал он приглушенно и неприятно-липко, словно ей вымазали гланды дегтем.
— Не твоего ума дело, принцесса, — понеслось ей в ответ.
Зик не хотел без нужды задавать вопросов, но не смог сдержать удивления:
— «Принцесса»?
— Мальчик? Мальчик, если в тебе есть хоть капелька здравого смысла, то не води компанию со старыми дезертирами. Там, куда он тебя ведет, нет ничего хорошего. И там небезопасно.
— Он домой меня ведет! — крикнул Зик в темноту.