Костры амбиций

Друзья мои. Отныне они его друзья, вся их ватага… пресса, которая для него лично раньше была понятием все-таки отвлеченным. Теперь он видит эту грязноватую публику вживе, а она будет ловить каждое его слово, считать каждый шаг. Фотограф с аппаратом на изготовку… второй, третий. С жужжанием взводят затворы. Ковыляя под тяжестью техники, подобралась ближе группа телевизионщиков. У одного из них, вделанная чуть ли не в череп, как рог торчала видеокамера. Крамер слегка замедлил шаг и уставился на одного из репортеров, словно обдумывая ответ, — вот вам, приятели дорогие, получите еще на пару секунд мою ответственно-торжественную рожу. (Ладно уж, они ведь просто выполняют свою работу!)

Когда они с Мартином и Гольдбергом подошли к двери, Крамер объявил швейцарам властным гортанным ГОЛОСОМ:

— Ларри Крамер, прокуратура Бронкса. Нас ждут.

Швейцары захлопотали.

Поднялись; дверь в квартиру открыл какой-то маленький человечек в ливрее, с виду то ли индонезиец, то ли кореец. Крамер вошел и чуть не ослеп. Естественно, ведь здесь все и было задумано так, чтобы слепить, причем людей куда более привычных к роскоши, чем Крамер. Он покосился на Мартина и Гольдберга. Трое ротозеев-туристов. Разглядывают двухэтажные потолки, огромную люстру, мраморную лестницу, бороздчатые пилястры, площадку лестницы, серебро, громадные картины в пышных рамах, каждая из которых — именно каждая рама — стоила никак не меньше половины годового жалованья полицейского. Они стояли, пожирая все это глазами.

Откуда-то сверху до Крамера донеслось гудение пылесоса. На мраморные просторы вестибюля вышла горничная в черном платье с белым передничком и тут же исчезла. По вестибюлю их повел азиат-дворецкий. Проходя мимо раскрытых дверей, успели разглядеть огромную комнату, залитую светом из огромных окон — такой высоты окон в жилых помещениях Крамер никогда не видел. Прямо как в залах суда у них в Бронксе. Под окнами — верхушки деревьев Центрального парка. Дворецкий ввел их в другую комнату, чуть поменьше и потемнее. То есть темнее она была лишь в сравнении; на самом деле одно высокое окно давало столько света, что на его фоне находившиеся в комнате двое мужчин и женщина показались в первый момент тремя силуэтами. Двое мужчин стояли. Женщина сидела в кресле. В комнате было несколько библиотечных стремянок на колесиках, громадный стол с гнутыми золочеными ножками и с антикварными финтифлюшками поверху плюс два небольших диванчика, между ними широкий каповый кофейный столик, там и сям несколько кресел с приставными столиками… ну и прочее в том же духе.

Один из силуэтов на шаг выступил из оконного сияния и произнес:

— Мистер Крамер? Я Такер Болт.

Такер Болт — парня и в самом деле так зовут. Это был ее поверенный из фирмы «Карри, Гоуд и Пестеролл». Через него Крамер и договаривался о встрече. Такер Болт говорил гнусавым квакающим голосом типичного БАСПа; первые же его слова по телефону отозвались в Крамере отвращением, однако теперь, на взгляд, он оказался не очень похож на БАСПа. Массивный, коренастый, одутловатый, как начинающий полнеть футболист. Они обменялись рукопожатием, и Такер Болт проквакал:

— Мистер Крамер, это миссис Раскин.

Она сидела в кресле с высокой спинкой, напомнившем Крамеру реквизит телепостановки из серии «Шедевры театра». Рядом с ней стоял высокий седовласый джентльмен. Надо же — вдова! — а какая молодая, какая складненькая! «Шлюшистая», сказал о ней Роланд. Что ж, у Артура Раскина хлопот было, видимо, полон рот — на восьмом десятке с такой зажигалкой управляться!

На ней простое черное шелковое платье. Стоячий «гимназический» воротничок и большие плечи не произвели на Крамера впечатления — откуда ему знать, что это писк сезона, а вот ноги — да, ноги поразили еще как. Она сидела положив ногу на ногу. Крамер боролся с искушением лишний раз глянуть на выставленный напоказ высокий подъем, на бликующие выгибы икр и обтянутые переливчатым шелком бедра. Боролся изо всех сил. Еще у нее была удивительная, длинная, белая шея, а губы чуть приоткрыты, а глаза темные и как бы манящие, затягивающие… В общем, Крамер взволновался.

— Мне очень неловко при таких обстоятельствах к вам вторгаться, — неуверенно начал он. И сразу поймал себя на том, что сказал глупость. Выходит, вторгаться при других обстоятельствах ему было бы очень даже ловко!

— О, я понимаю, мистер Крамер («Кримуу»), — тихо проговорила она и отважно улыбнулась. Южный акцент — это конечно, это да. А вот улыбка — только ли она приветливая? Да и взгляд… Бог ты мой, как она на него смотрит!