Костры Фламандии

– Наберись терпения выслушать хотя бы одну из них. Вот эта седовласая слепая женщина и сказала Ольгице «занебесным голосом»: «Река отпустила тебя. Но река же и возьмет пепел твоего тела. Произойдет это ровно через шестьдесят лет. День в день. Распорядись же своим телом так, как повелят тебе высшие силы. А потом высшие силы распорядятся твоей душой. Но пока, на шестьдесят лет, тебе дан дар ясновидения и исцеления. На шестьдесят лет – и только».

Гяур подтянул простыню почти к подбородку и сел, опершись рукой о подушку.

– Значит, то, что происходило ночью, – это было?..

– Все правильно: сегодня утром, вот в эти часы, исполнилось ровно шестьдесят лет с того дня, когда Ольгица чуть не погибла. За ночь до того страшного происшествия с ней тоже налетела буря, пошел ливень. Вздыбилась и понесла мосты река, подступив к самому окну комнаты, в которой спала Ольгица. Когда позавчера и вчера все это повторилось, графиня поняла: река снова пришла, чтобы взять ее. Но, прежде чем отдаться на милость стихии, Ольгице очень хотелось убедиться, что ты приехал. Это было последнее ее желание и последнее… пророчество. Последнее, понимаешь? И оно сбылось. Слава Богу, сбылось.

– Но только что она напророчила чин и смерть д’Артаньяну, – возразил полковник.

– Так и было: напророчила. Однако убедиться в том, что предсказание сбудется, уже не сможет. По крайней мере, живя на этом свете – не сможет. Она это знала.

Гяур помолчал. Он всегда немного терялся, когда речь заходила о судьбе стариков, о том роковом для каждого часе, которого нельзя ни избежать, ни отвернуть.

– И все же не могу понять, почему ей так важно было видеть меня? То есть я хотел сказать…

– Видеть, видеть… Не оговорился. Просто видела она как-то по-иному. Как именно – уразуметь это нам пока что не дано.

– Но почему для нее было так важно дождаться моего прибытия?

– Очевидно, потому, что заботилась обо мне. Моя судьба волновала ее куда сильнее, нежели ее собственная. Наверное, поэтому она завещала мне оба своих имения, все свое состояние. Теперь я настолько состоятельна, что даже смогу выкупить у графини де Ляфер ее имение Ратоборово.

– И давно мечтаешь об этом?

– С тех пор как поняла, что придется стать единственной наследницей слепой провидицы.

– Но графиня сказала, что дарит тебе это имение. Или, по крайней мере, готова подарить.

– Ты недавно виделся с ней?

– Дело не в этом.

– Так виделся или нет?

– Случайно.

– Во Франции, недалеко от Парижа?

– Точнее, на окраине города. Есть хоть что-нибудь, что можно было бы скрыть от тебя?

– Не должно быть, однако ты все же умудряешься. Теперь ты согласишься, что я не могу принять у графини такой подарок. Даже за символическую плату.

– Но если это действительно подарок, то почему бы тебе не снизойти?.. – с легкой иронией поинтересовался князь.

– Впрочем, это уже наши, сугубо мирские дела. Ольгица же… Она почему-то была убеждена, что душа ее вселится в меня. Что я – это как бы продолжение ее самой. Ведь никто не знает, кто мои родители и где они, живы ли… Дело в том, что однажды Ольгица нашла меня на берегу реки. И нашла после того, как снова явилась та седовласая женщина с черной повязкой на глазах и сказала: «Иди к Сатанинскому холму. Там, возле порогов, найдешь ее». Да-да, видение произнесло именно эти слова, а затем, не объясняя, кого именно Ольгица должна найти, исчезло.

Ольгица немедленно приехала сюда из Каменца и двое суток усердно бродила по берегу, «осматривая» все вокруг и прислушиваясь, пока наконец не наткнулась на меня.

– Значит, река тоже взяла тебя откуда-то, а потом вернула? Вернее, преподнесла Ольгице?

– Этого я не знаю, – зябко поежилась Власта, все еще стоя у окна спиной к нему.

– Несмотря на то, что тоже слывешь провидицей?

– Я ведь уже объясняла, что самим себе мы мало чем способны помочь, и мало что о себе знаем. Нам слишком редко и скупо позволяют заглядывать в собственное будущее, в свою судьбу.

– Помню об этом, однако смириться не могу, слишком уж много здесь от несправедливости, пусть даже «высшей».

– Впрочем, если быть честной, я даже не пробовала разгадывать эту тайну. Да, по правде говоря, боюсь разгадывать ее. Хочешь подняться, – уловила она несмелое, но в то же время нетерпеливое движение князя, – однако я мешаю? Одевайся, подсматривать не стану.

23

Гяур поднялся, быстро надел брюки, рубаху, натянул высокие сапоги.

– У тебя на рубашке пуговица оторвалась, – машинально подсказала Власта.

– Что! Ах, да. Я же просил тебя не оглядываться.

– Для того, чтобы видеть твою неряшливость, мне вовсе не обязательно смотреть на тебя.

– Вот оно что! Значит, и ты тоже видишь не видя? О, Господи, наверное, я так никогда и не смогу привыкнуть к этому.

– Привыкнуть сможешь, смириться будет труднее. – Гяур тоже не видел ее лица, но почувствовал: улыбнулась. Что бы Власта ни думала о нем, но к ее ироничной улыбке он уже понемногу привыкает. Хотя особого желания привыкать к ее ехидству у него не было. – Не волнуйся, пуговицу я тебе, холостяку, пришью.