Досет в упор взглянул на дочь Ауса. Он был убежден - она заговорит!.. В Кайо Досет не верил - либертозо бесчувственны. Их можно только уничтожать. Но Анхела... Когда Кайо завопит, когда электрический ток начнет выламывать его кости, когда из прокушенных губ хлынет кровь, Анхела заговорит.
А пока... Чувствуя, что все идет, как надо, Досет приказал:
- Приведите Этуша!
Это был его резерв. Он, Досет, не собирался бросать в огонь самое необходимое. Он верил - это дело можно провести малой кровью.
Подумав так, Досет улыбнулся. Сухой, мертвой улыбкой, едва раздвинувшей его тонкие, бесцветные губы.
5. ХУДОЖНИК
Этуша втолкнула в "камеру разговоров".
- Почему ты отказался писать эту женщину? - грубо спросил Досет.
Этуш вздрогнул. Он боялся смотреть на Анхелу, он отворачивался от "Лоры". С унизительным страхом, с низкой мольбой Этуш смотрел только на Досета.
- Эта женщина не для моей кисти, - жалко выдавил он. - Я не умею писать святых!
- И все-таки ты ее напишешь! - заявил Досет.
- Нет! - затравленно возразил Этуш. - Я рисую только преступников!
- Дуайт, воротник!
Легко замкнув распухшие, слабые руки художника в металлические наручники, Дуайт приказал:
- Ложись!
Только теперь Анхела уяснила назначение металлического кольца, ввернутого в пол камеры. К этому кольцу Дуайт быстро и деловито привязал грузно опустившегося на колени художника. Так же быстро и деловито Дуайт затянул на шее Этуша мягкую сыромятную петлю - "воротник". Тепловой луч мощного рефлектора, подвешенного в стене, ударил в шею Этуша, и художник, по-птичьи замерев, обессиленно прикрыл выпуклые глаза желтоватыми пленками почти прозрачных век.
- Сейчас одиннадцать, - заговорил Досет. - К двум часа ночи я должен знать - где, кто и на какие деньги покупает оружие для либертозо? Кто и через какие порты ввозит его в Танию? Когда и в каком месте должны приземляться самолеты с остальным оружием? Отвечать может любой: и туземец, - он кивнул в сторону Кайо, - и вы, Анхела. Тот, кто заговорит первым, будет отпущен. Ну, а если никто не заговорит, я по очереди убью Этуша и туземца, и кровь этих людей ляжет на вас, Анхела.
- Но если мне нечего сказать? - наивно удивилась Анхела.
И Досет почувствовал бешенство.
Вскочив, он одним шагом преодолел пространство, отделявшее его от Анхелы. Ударившись бедром о край стола, хищно и мягко наклонился над женщиной, так странно пахнущей травами и цветами, и рванул на себя руану.
Тонкий шелк лопнул. Накидка сползла с голого плеча Анхелы. Будто защищаясь, дочь Ауса вскинула руку, и на ее тонком запястье холодно блеснул браслет - точная копия того, что лежал на столе майора.
Мгновение Досет боролся с неодолимым желанием ударить Анхелу. Но браслет!
Не глядя на поджавшего губы Дуайта, на каменно-застывшего у дверей Чолло, на сжавшегося Этуша, наконец, на руану, упавшую на пол, майор вернулся на место. Сел. Потянулся к скотчу. Но выпить помешал Этуш сыромятная петля, быстро высыхая, сдавила его рыхлую шею. Художник захрипел.
- Хочешь рисовать? - мрачно спросил майор.
Этуш согласно и страшно задергался.
- Принесите кисти, картон! - приказал Досет. - Дуайт, сними с него воротник! - и добавил, обращаясь уже к Этушу: - Рисуй внимательно! И не подходи к столу, от тебя дурно пахнет!
- Руки дрожат, - прохрипел Этуш. - Дайте мне скотча!
- Займись делом. Ты получишь свой скотч, но позже...
Досет хлебнул прямо из бутылки.
Браслеты, поставившие его в тупик, вполне могли служить паролями!
Исподлобья он взглянул на Анхелу. Оставшись в тонкой кофте, она сидела в кресле прямо и строго.
- Дайте напряжение на туземца!
Дуайт замкнул цепь.
Привязанный к "Лоре", Кайо вскрикнул. Судорога изогнула его полуживое тело, а Дуайт, наклонившись на ним, заорал:
- Когда придет следующий самолет?
ПОМОГАЯ КАЙО, АНХЕЛА ПРИНЯЛА НА СЕБЯ ЧАСТЬ УДАРА.
Ее вид - закрытые глаза, посеревшие губы - вполне удовлетворил майора. Он не подозревал, что Анхела могла выдержать и более страшную боль. И он, конечно, не думал, что Кайо не получает _с_в_о_е_й_ дозы.
И все же времени мне не хватит, сказала себе Анхела. Еще несколько ударов, и Хосеф впадет в шок. Мне не спасти Кайо. Я не успею его спасти! Он уходит...
Из всех точек боли, которые она перенесла на себя, самыми чувствительными были две - под сердцем и под желудком, глубоко внутри.
Сглаживая неравнозначность боли, Анхела откинулась на спинку неудобного деревянного кресла: кто может стать ее _п_о_м_о_щ_н_и_к_о_м_? Кто может принять на себя боль - ее и Кайо?
Этуш? Нет. Этуш не годился. В его мозгу было пусто. Этуш был обречен. И Анхелу поразило то, что и Этуш, и Кайо, - оба они уходили в молчании. Оба знали - все кончено...
Широкий затылок напомнил Анхеле Шмайза. Но только на миг... Доктор был крупен, но крупен по-спортивному, подобранно. Было время, когда Этуш и археолог не расставались. Сдержанный немец и суетливый таниец - странная пара! Но Шмайзу художник был по душе.