Костры на башнях

— Возможно. Однако до поры. Опять-таки тогда, раньше, — горячился комбат. — А теперь? И вот к какому выводу я пришел. Уверенность их объясняется довольно просто. У них здесь свой человек. Информация от него поступает аккуратно. Они всегда знают, куда мы пойдем.

Ващенко откинулся на спинку стула. Доводы Соколова показались ему убедительными. Он предложил:

— А если сыграть с ним в открытую? Заставим его работать на нас? Что ты на это скажешь?

— Исключено! Прохорова не склонить. Уверен. Он — опытный шпион. На руднике нашем с тридцать пятого, кажется. Представьте, в коллективе не было человека, который бы не отметил: Саша — отличный парень! Нигде ни разу не споткнулся. И свадьбу перед войной всем рудником ему справили. Какую девчонку взял! Как он нас облапошил, даже обидно. Если бы не рация… Смотрю — выстукивает. Клянусь, глазам своим не поверил.

— Упустим, головы нам не сносить. Сам говоришь — опытный.

— Не упустим, — заявил Виктор убежденно. — Нам сейчас о людях нужно думать. Сами-то мы сможем вырваться. Отыщем звериную тропу и пройдем. А с остальными как быть? Людей, скот не спрятать, не скрыть от фашистских глаз такую колонну. Прохоров — вот как нам нужен! И ему во что бы то ни стало нужно идти с нами, Николай Иванович. — Они были в помещении вдвоем, и Соколов обращался к командиру полка по имени и отчеству. — Хотя бы до развилки. Через него мы будем дезинформировать немцев. Пусть ждут нас на перевале Донгуз-орун. Другое дело, что об игре должен знать узкий круг людей.

— Доложим, Соколов, командиру дивизии. А Василий Сергеевич как сочтет нужным. Головным отрядом отправим роту старшего лейтенанта Хачури. Он следопыт, не упустит.

— Кстати, и Тариэла надо предупредить.

— Сам ему обо всем скажешь. На рассвете рота будет здесь.

— Еще Зангиева надо предупредить.

— Ну вот, а говоришь — узкий круг.

— Этому парню — можно.

Утром Махар ожил: от предыдущей ночи остались лишь темные круги под запавшими глазами. Комбат склонился над ним и произнес шутливым тоном:

— Напугал ты нас, парень. Что это с тобой произошло? Упал, что ли?

— Ага. Оступился и… прямо на руку. Жуткая боль!

Соколов подвинул к его койке табурет, сел.

— Скажи, Махар, — тихо заговорил он, — между тобой а Прохоровым ничего серьезного не произошло? Только честно.

— Нет, — встревожился Махар, и круги под глазами стали еще темнее. — А что — он что-то говорил?

— Ты обещал ему молчать? — продолжал капитан так же тихо, но требовательней. — Я правильно понял? Говори начистоту. Дело серьезное, Махар.

— Ну-у… я не знаю, что вы имеете в виду?

— Он бегал к жене в город, а ты обещал умолчать? Только и всего. Или тебе еще что-то известно?

— Вы думаете, он ходил в город, чтобы?.. — Махар настороженно оглянулся и замолчал.

— Мне кажется, он вообще не был в городе.

— Как? А где же он был? Я с ним столкнулся у самой «каланчи». Оставалось до нее метров двести. Чего бы ради он ходил туда? Я сразу понял, что он бегал в город, и сказал ему о том. Он побледнел как стена. Думал, я его выдам, доложу начальству, либо Елизавете Христофоровне. А если он был в городе?.. Тогда зачем так испугался меня? Смотри, говорит, никому ни слова. Да! — Махар приоткрыл рот и замер на миг. — У него в руке был пистолет. «Откуда, — спросил я его, — у тебя пистолет?» Он ответил, что вроде бы нашел… Разве он вам не рассказывал?

— Нет, Махар. И видишь, сколько странного. Должен тебя предупредить. Все должно оставаться между нами. Понял? Смотри не подавай виду, будто что-то заподозрил. Ни о чем его не спрашивай. Все должно оставаться по-прежнему. Договорились?

— Понял, товарищ капитан.

Колонна была в пути.

Поднимались все выше, ближе к вершинам, заметно похолодало; мокрая одежда стала покрываться ледком. Рота Тариэла Хачури, как условились, двигалась впереди. Бойцы протаптывали в снежном насте широкую тропу, чтобы отчетливо был виден след, чтобы никто не свернул в сторону и не угодил в пропасть. Стариков и детей вели над глубокой тесниной под руки, внизу шумела река, в этом месте особенно легко можно было оступиться — тропа шла под уклон. Самых маленьких детей несли в рюкзаках.

Головной отряд неожиданно остановился, достигнув небольшой площадки. Тут дул резкий ветер, он прорывался сюда из боковой расселины. Площадка обледенела, люди скользили и падали под сильным напором ветра.

— Беритесь покрепче за руки! — скомандовал Хачури. — Цепочкой, цепочкой!

— Детей, женщин и стариков привязать друг к другу веревками, — распорядился комбат Соколов; так обычно поступают альпинисты.

Раненых переправляли на волокушах из прутьев. Их тянули, как сани, по покрывшейся твердой, как кость, коркой льда тропе.

— Осторожно!

— Еще, еще! Тяните!

— Под ноги смотри!

Особые трудности возникли с переправой скота.

— Его ведь не привяжешь, не проволокешь, как раненых, на носилках, — беспокоились бойцы.

— Метет и метет, черт, сил нет стоять.

— Ты-то что молчишь, Асхат? — Усы у Николы Николаева побелели, заиндевели.

— Становитесь по обе стороны тропы! — сообразил Тариэл. — Да за руки, за руки держитесь. А с этой стороны погоним.