Костры на башнях

Елизавета Христофоровна с трудом узнавала улицы родного города. Владикавказ превратился во фронтовую цитадель, неподалеку от родительского дома, на углу Тифлисской и Республиканской, был сооружен железобетонный дзот. Улицы ощетинились противотанковыми ежами, ожидался прорыв немецких танков и сюда, в пределы города. Жестокая авиационная бомбардировка превратила некоторые дома в груды развалин. Троюродная сестра Лизы погибла вместе с мужем и двумя детьми — бомба попала в их небольшой дом. Была семья — и нет ее.

Последние дни Елизавета Христофоровна не высыпалась, работы бывало через верх, а тут ужасная смерть близких людей — все это окончательно расстроило ее, лишило сна. Она все чаще и чаще задавала себе один и тот же вопрос: когда же наступит конец людским мучениям?

Еще не посветлело окончательно, над землей стлался туман, как будто тротуары ночью горели, подожженные авиабомбами, а теперь, на рассвете, курились седым дымом, словно тлеющие головешки в догорающем костре.

На передовую отправлялись бойцы: и новые призывники, совсем молоденькие парни, и уже понюхавшие порох солдаты после лечения в госпиталях, и воины, прибывшие оборонять город с других боевых участков. Елизавета Христофоровна вглядывалась в лица парней с нескрываемой печалью и, хотя знала, что Виктор далеко от этих мест, невольно отыскивала среди бойцов своего сына.

Уходят и уходят из родительских домов парни, кому-то посчастливится вернуться обратно, а многие лягут в землю. Бедные матери, которые не дождутся своих сыновей, своих кровинушек; несчастные юноши, чья жизнь оборвется, так и не начавшись, не раскрывшись во всю силу, как бутоны, которым не суждено стать цветками.

Соколова ждала, когда пройдут бойцы, она будто добровольно возложила на себя важные полномочия — за всех матерей проводить солдат на решительную схватку с ненавистным врагом. В невеселые думы вклинился неожиданно разговор с ее матерью, который состоялся в канун решающей битвы за Владикавказ. Старуха мать непрочным от неуверенности голосом спросила тревожно:

— Как думаешь, дочка, этот проклятый аламан, немец окаянный, пройдет к нам сюда?

— Нет, мама. Уж сюда-то ему не дадут пройти. Владикавказ — ворота… И в Грузию, и в Закавказье вообще.

— Так-то оно так, — колебалась старуха, не сразу принимая на веру убежденно произнесенные слова дочери. — Больно близко, говорят, подошли аламаны…

— А ты никого не слушай! — решительно заявила Лиза; вышло излишне сердито, будто гневалась на свою мать. — Мало ли кто что болтает. Нагоняют на других страх.

— Верно, дочка. Язык без костей. Иные от страха чего только не наболтают! — Она вздохнула в заговорила далее о другой своей тревоге, о которой говорила не часто, но которую не забывала ни на минуту: — С внуком, с мальчиком бы нашим, ничего не случилось. Да поможет ему Панагия, добрая божья мать…

На перекрестке улиц патрули с нарукавными повязками проверяли документы. Лиза направилась по Республиканской улице вниз, в сторону чугунного моста. На повороте прогромыхала полуторка, переезжая трамвайные рельсы.

Она вспомнила, как где-то здесь сошла с вагона трамвая и направилась вслед за шпиком, который шел за Алексеем по пятам. «Добрая фея», — называл ее муж. «Вот и не смогла уберечь тебя твоя добрая фея, родной мой…»

Ее внимание привлек мужчина, стоявший у киоска, высокий, сухопарый, он пристально смотрел на нее. «Немолодой, а слащавый», — подумала она с неприязнью.

Свернув с проспекта, поднялась по улочке мимо школы, зашла во двор госпиталя.

— Здравствуйте, Елизавета Христофоровна. — Первым, кто встретил ее у больничного корпуса, был Азамат.

— Здравствуйте, — ровно ответила она и чуть было не прошла мимо него. — Как вы себя чувствуете?

В другое время она ни за что не стала бы с ним говорить, но, после того что он для них сделал, всячески старалась пересилить себя.

— Спасибо, сегодня намного лучше.

— Все будет хорошо, — заверила она и не стала более задерживаться.

…До обхода оставалось еще немало времени. Но Тимофеева уже была у себя в кабинете. Сидела за столом, уткнувшись в какие-то бумаги. Она подняла голову, когда вошла Лиза.

— Лизочка! — на усталом лице ее прорезалась улыбка. — Ты уже вернулась! Как дома?

— Да так… Все по-старому. Как вы тут?

— Подписываю… И каждый раз сердце сжимается от боли, — горько призналась Екатерина Андреевна. — Сегодня ночью скончался тот молоденький лейтенант.

— Бедная мать, которая ждет его.

— Надежде стало плохо. Надо бы сегодня отправить домой. Пусть отдохнет.

Вечером, когда наступила небольшая передышка, Елизавета Христофоровна отвела в сторону невестку и сказала:

— Ступай домой. Екатерина Андреевна распорядилась. Отдохни. Придешь завтра утром. А то малыш забыл, какая ты есть, — подбадривающе пошутила она.