Костры на башнях

«Где же ты затаился, гадина?» — злился он, тщательно осматривая местность. И пришел к выводу, что скорее всего снайпер спрятался в «сорочьем гнезде». У самой отвесной скалы с какой-то глинистой желтизной уродливо торчала странной формы ель, плоской макушкой похожая на огромное пушистое гнездо. Горцы почему-то называли его «сорочьим». Понял Махар, что отсюда, снизу, к снайперу ему ни за что не подступиться — местность сверху просматривается далеко. Стрелять же отсюда, где он лежал, бессмысленно: фашиста не видать.

Зангиев нервничал, злился: и пройти нельзя — во второй уже раз навряд ли зоркий снайпер промахнется. Ну вот, попался в западню! Когда же пробрался сюда фашист? С вечера снайпера здесь не было. Очевидно, пробрался ночью.

«Вот так положение!» — отчаивался он, и не только от того, что сам не может пробраться к товарищам, но и от мысли, что вдруг здесь же окажется Заира. Нужно что-то делать. Попытаться забраться на «каланчу»? Махар был уверен, что оттуда снайпер будет виден как на ладони. Но как туда забраться? Эх, капитана Соколова бы сюда! Он бы… А что, если самому рискнуть?

Подавив волнение, которое охватило его тотчас, как только он решился на такой шаг, Махар направился к тропе и сразу же, с ходу стал взбираться наверх. Первые метры взял хорошо, но это еще не было самым сложным препятствием. Вся загвоздка там, выше, где гладкая каменная стена и не за что ухватиться. Как ее осилить?

Пот ручейками стекал по лицу; он карабкался вверх, хватаясь за выступы скал обеими руками. «Вперед! Вперед! Ты должен осилить!»

Вон она — неприступная вертикальная часть подъема! Там почти не на что опереться ногами и не за что ухватиться. Малейшее неверное движение — и косточек потом не соберешь.

На крошечной площадке перед главным подъемом Махар остановился. «Надо передохнуть, перевести дух», — сказал он себе. Поначалу он подумывал о том, чтобы снять сапоги, считая, что так удобнее будет взбираться, но передумал. Снял лишь шинель. А автомат передвинул за спину.

Он напоследок осмотрел стену и вдруг заметил на скале небольшое углубление, из которого торчал росток ели, чем-то похожий на пучок укропа. Махар легко дотянулся до него рукой, пальцами нащупал раскрошившиеся кусочки камней, которые постепенно разрушал своими корнями неказистый на вид росток, а затем расчистил ямку поглубже, основательней ухватился. Оттолкнувшись плавно ногами, он подтянулся на руках и стал искать ногой хоть какой-нибудь выступ. Носком левого сапога он нащупал его и перенес на ногу центр тяжести тела. Оперся и смог облегчить чрезмерно нагруженную правую руку, на которой устали, онемели пальцы. Нужно было искать, за что ухватиться теперь левой рукой. И так, помалу, по сантиметру, прижимаясь телом к шершавой поверхности скалы, ползти вверх…

Он не помнил, когда и как схватился за верхний угол скалы, из последних сил подтянулся обеими руками и одолел недоступную до сих пор для него часть подъема.

Махар выбился из сил и не мог даже порадоваться победе, не ощутил ее. Остальную часть преодолевать было просто. Вот только соберется с силами, а то ноги не слушались, ослабли. И нужно хоть бы чуть-чуть передохнуть. Он сел на холодный каменный выступ, пот капал ему под ноги, словно крупные слезы.

Но вскоре поднялся, снял со спины автомат, взял в руки и направился к вершине скалы. Отсюда, с орлиной высоты, немецкий снайпер, закрепившийся на вершине ели, был виден как на ладони. Как ни в чем не бывало, он обедал, временами поглядывая вниз.

Махар подождал немного, чтобы набраться злости. У него ощущение такое, будто намеревается убить ни в чем не повинного человека — вроде бы тихо, мирно ест и никому не причиняет зла. Но вскоре разъярился: ах ты, гадина! Жрет, и убивает! Махар прицелился и выпустил половину диска. Срезанные очередью, разлетелись в разные стороны ветки ели, и в несколько секунд заметно поредела ее зеленая густота. Снайпер повис на суку, покачался недолго и рухнул вниз.

Провожая сердитым взглядом фашистского стрелка, Махар вдруг заметил недвижно лежащего на снегу человека. Тревожный холодок прокрался в грудь Махара: так вот в кого стрелял снайпер.

Нужно было поскорее спуститься, чтобы помочь, если есть надежда спасти товарища. И не давала покоя тревожная мысль, что вместо того незнакомца лежать бы ему, окажись он на тропе чуть пораньше. Что это — судьба? Говорят же: родился в рубашке. Может быть, и он родился удачливым.

— Смотрите! Махар возвращается.

— Ну-ка, где он?

— Да тащит за собой что-то.

— Санки?

— А в них мешок, кажись.

— Нет, в санках вроде человек лежит.

— Верно.

Махар приблизился. Из веток он сделал санки, вроде волокуши, и на них притащил раненого.

— Федор? Феофанос?

— Как он здесь оказался?

— Что с ним?

— Не знаю, как он оказался здесь. — Махару привести в сознание Федора не удалось. — Он лежал в снегу. В него стрелял снайпер. Слышали, наверно, выстрел?

— А потом кто-то выпустил автоматную очередь. Ты, должно быть? Отыскал снайпера?

— Нашел. Притаился в «сорочьем гнезде» — снизу его не видать. Ну, думаю, я не я буду… И полез на «каланчу»…