Есть у меня давняя мечта, сладкая и нереальная. Вот так, ранней весной, когда только еще сошел снег с полей и бугров Переславля, а земля, лиловая и влажная, лежит в первозданной наготе под греющим ее солнцем, мне хочется подняться в воздух на одном из вертолетов, облетающих зеленые моря Залесья. Хочется не в воображении, не на карте, а воочию увидеть сверху этот край. Вглядеться в него, увидеть его весь сразу, а не маленькими, микроскопическими порциями в ракурсах и поворотах холмов.
Это не прихоть. Это действительно нужно, чтобы проверить все то, что было продумано, прочувствовано, предсказано…
«Большое видится на расстоянии…» Человек познал шаровидность Земли давно. Позднее он смог это исчислить, проверить и доказать. И все-таки в глубинах своих душ человечество было потрясено свидетельством первого, кто глянул на Землю из космоса и принес весть, что она действительно круглая…
Из вычислений, выкладок топографов, из линий горизонталей, проведенных чертежниками на картах, я знаю, что Переславль лежит в углу грандиозной впадины-треугольника, открывающегося на северо-запад, к Волге. Этот треугольник, ограниченный высокими моренными берегами, залитый водой бесчисленных озер, коричневой жижей торфяных болот, отделенных друг от друга невысокими узкими песчаными грядами, в конце ледникового периода был обширным пресноводным водоемом.
На высоких холмах расстилалась тундра с чахлыми березками, кривыми сосенками и елочками. Медленно, очень медленно одевалась в зеленый наряд земля. Но чем дальше на север отступал ледник, чем теплее становилось лето, тем выше поднимались первые молодые леса.
Одновременно мельчал и водоем. Уровень его падал то быстро, то замедляясь, и его историю можно читать по сохранившимся террасам на склонах коренных берегов, по изгибу профиля, ступенчатости оврагов и балок, разрезающих склоны, по той летописи земли, которая именуется рельефом.
Плещеево озеро удивляет всех. Можно идти и идти от берега, а вода все будет по колено, потом, словно нехотя, поднимется до пояса, но настоящая глубина начинается за полкилометра. Там она резко увеличивается.
Когда мне случалось ловить рыбу с лодки в озере, часто бывало, что на носу, закрепленном якорем, отмериваешь по канату всего три метра, а на корме через каких-нибудь четыре метра — десять-двенадцать.
Впадина на озере Сомино по сравнению с Плещеевым озером как булавочный укол. Ее диаметр пятнадцать-двадцать метров, а глубина сейчас — не более двенадцати. Яма. Так ее и называют — «яма» и встают над ней на лодках, чтобы ловить окуней. Но эта яма оказалась для науки неоценимой, поскольку ее первоначальная глубина была много больше, около пятидесяти метров, и вся она оказалась заполнена сапропелем, озерным илом. В яме озера Сомино исследователи нашли самую большую в мире толщу ила — самую подробную летопись климата и растительности этих мест за все послеледниковое время.
Все знают цветочную пыльцу. Весной, когда цветут деревья, и в начале лета лужи бывают затянуты зернистой желтой пленкой. На озерах у берега она колышется под ветром, как ряска. Ветер разносит ее за сотни километров. Кажется, такая нежная вещь! А пыльца может сохраняться миллионы лет.
Каждый год миллиарды микроскопических пыльцевых зерен ложатся на почву, выпадают вместе с илом на дно озер, откладываются в торфяниках. Изучением пыльцы занимаются палинологи. И она им рассказывает о древних лесах, которые росли здесь тысячелетия назад, о том, какие породы деревьев были в этих лесах, о климате. Для этого лишь нужно взять из разреза почвы в определенной последовательности образцы, обработать их, чтобы выделить всю пыльцу, и подсчитать под микроскопом количество пыльцевых зерен каждого вида. Тогда, сопоставив процентное соотношение в каждом образце, можно определить, какие породы здесь росли, каких было много, а каких мало. Именно эти соотношения и будут показывать, как менялся климат.
Когда человек начал обживать берега Плещеева озера, современный рельеф уже полностью сложился. По берегам шумели леса, изобилующие той же дичью, что водится в них и сейчас, только дичи было несравненно больше; в реках и озерах, которые простирались на месте современных болот и озер, водилось много рыбы, и человек бил ее острогой так же, как и теперь иногда охотятся на нее современные переславцы, ставил ловушки, сплетенные из веток, перегораживал реки заколами…
Все это происходило в неолите — новом каменном веке.
В повседневной жизни своей мы пользуемся обычным календарем, счисляя время днями, месяцами, годами, отсчитывая десятки и сотни лет, но почтительно останавливаемся перед тысячелетиями, лежащими как бы за пределами даже обобщенного человеческого опыта. Вот почему, обращаясь к истории всего человечества, мы переходим к иному счислению, определяя эпохи характерными, самыми важными завоеваниями человека, изменяющими его жизнь, когда в быт входят новые материалы, новые орудия труда, когда человеку подчиняются новые силы природы.