Костры на берегах

Первое знакомство всегда самое трудное. Когда начинаешь рассказывать своим новым рабочим о том, что нам вместе предстоит сделать, когда объясняешь им простейшие — с научной точки зрения — понятия, нужно найти именно те слова, которые вызовут отклик у каждого из них, пробудят интерес к трудной, часто очень скучной повседневной работе лопатой — и под солнцем, и под мелким дождичком, — но работе необходимой и в конечном счете, когда знаешь, что к чему, увлекательной.

Записываешь их имена, стараешься запомнить каждого, к каждому приглядеться, чтобы понять, что за человек перед тобой, какие склонности, какие недостатки, о чем думает сейчас, слушая тебя…

И хотя знаешь, что первое впечатление, мелькнувшее в сознании, самое верное, все равно вглядываешься, не доверяя себе, пытаясь разобраться, что там скрывается за чертами мальчишеских и девичьих лиц.

Этот вот недалек и пришел сюда лишь потому, что пошли остальные. У того припрятанная в глазах хитреца, да и держит он себя так, что чувствуется: заводила, глаз да глаз за ним нужен… Девочки сбились стайкой, они и стесняются больше, чем ребята. А вот тот паренек, что отсел в сторонку от других… На нем выцветшая лыжная курточка, выгоревшие старые джинсы, сандалеты на босых ногах. Похоже, что ему не только занятие, но и заработок нужен. Худенький, белобрысый, с ясными голубыми глазами, он внимательно слушает мои пояснения. Возможно, он что-то читал об археологах, о раскопках, и время от времени я отмечаю скользящую по его лицу тень промелькнувшей мысли. Мне нравятся его руки — хорошие руки, дельные, и лопата в этих руках выглядит не просто огородной принадлежностью, а рабочим инструментом, подогнанным к рукам, росту и силе ее владельца.

Я замечаю сверкающую полоску, идущую по краю лопаты, и понимаю, что Игорь, как назвала его классная руководительница, накануне еще готовился к сегодняшнему дню, пройдя по лезвию напильником и бруском. Что ж, может быть, именно его стоит оставить на все лето…

А вот уже другой характер, эдакая местная красавица, знающая себе цену. Если не ошибаюсь, Зина, дочь моториста, и живут они через несколько домов от нас. Ну, эта у нас на раскопках не задержится. Зато Ольга, зеленоглазая и веснушчатая девчушка в косыночке, мне определенно нравится: и бойка в меру, и авторитетом, как видно, не только среди девочек, но и у мальчишек пользуется! Вот и еще, стало быть, один человечек, на которого можно будет попробовать опереться в работе. А то скоро уедут от меня в свои экспедиции Вадим и Саша, и что мне тогда делать без помощников?

— Можно начинать, товарищ начальник? — спрашивает Вадим, подходя ко мне с планом раскопа и неприметно подмигивая.

— А ну, кто ко мне? — кричит Саша.

Вот оно, началось! От последнего шурфа, в котором две недели назад мы нашли скребок, теперь к реке пущена широкая четырехметровая траншея. Еще через двадцать метров она сомкнется со старым раскопом. Я не рассчитываю, что здесь будет что-то уж очень интересное, здесь всего лишь край поселения. Но, во-первых, его все равно надо исследовать, а во-вторых, это место я выбрал для начала специально: культурный слой здесь невелик, находок будет мало, нет опасности, что неопытные ребята разрушат что-либо ценное. А когда они закончат этот раскоп, то появятся и опыт, и сноровка, и знания…

Неожиданно резкий и протяжный гудок за спиной оглушает. Я оборачиваюсь. Павел, подъехавший к станции на своем мотовозе, радостно скалит зубы, высунувшись из окна. Синяк его почти не виден…

21

Археолог идет сверху, в глубь времени, в глубь земли. История предстает перед ним фильмом, пущенным наоборот. Только достигнув материка, он может остановиться, осмотреться и, помня о том, что промелькнуло перед ним, начать мысленно восстанавливать прошедшее.

Материк — это основа, на которую не простиралась деятельность человека; над ней накапливалось веками то, что является целью археологических раскопок.

Парадокс археологии в том, что исследовать прошлое можно, только предварительно разрушив его. Раскопки — это разрушение, разрушение необратимое. И лишь от методики раскопок зависит полнота изучения памятника, а стало быть, посильное сохранение его в виде коллекций, чертежей, фотографий, рисунков, планов. План позволяет видеть, как в пределах каждого квадрата — четырех метров — располагались предметы. Но они лежат на разной глубине, а на одном и том же памятнике могут быть разновременные вещи. Поэтому толщу культурного слоя делят на горизонты, по десять сантиметров каждый.

С каждого квадрата и каждого горизонта находки заворачиваются в отдельный пакет. Потом, если все пакеты расположить по порядку, можно восстановить условия залегания каждого предмета.

Сейчас мы кончаем пробный раскоп.