Костры на сопках

Оболенский остался один. Прошло несколько томительных минут. Оболенский мысленно представил себе темную ночь, океанские волны и двух матросов, медленно продвигающихся вперед. Они хорошие пловцы, но ведь расстояние немалое, темнота, волны… Доплывут ли? А если силы оставят пловцов и они пойдут на дно?.. Тогда на рассвете английские и французские суда окружат «Аврору» и предложат ей сдаться в плен. Капитан Изыльметьев, конечно, отвергнет это предложение и примет бой. Но что может сделать один фрегат против шести или семи кораблей!

Неожиданно до слуха Оболенского донесся удар корабельного колокола. На корабле поднялась тревога. Послышались крики, выстрелы…

Оболенский, опираясь на здоровую руку, приподнялся. Неужели Чайкин с Сунцовым не сумели уйти?

Время тянулось удручающе медленно.

Наконец загремел ключ, люк открылся, и в отверстие кого-то втолкнули. Без стона, без звука тот скатился на дно трюма.

Оболенский подобрался к человеку и узнал в нем Сунцова. Матрос был весь в крови, не подавал признаков жизни. «Все кончено! — с тоской подумал Оболенский. — Теперь «Аврору» уже не предупредить!»

Он, как умел, стал приводить матроса в чувство. Долго его усилия были тщетны. Но вот Сунцов заворочался и хриплым голосом попросил пить.

Воды нигде не было. Оболенский подполз к люку и громко застучал. Никто не отозвался. Николай принялся шарить по днищу корабля. Вскоре он нашел пахнущую гнилью воду, как видно просочившуюся из бочки, зачерпнул ее горстью, дал Сунцову напиться, обмыл ему лицо. Наконец матрос пришел в себя и смог заговорить.

— Поймали все-таки, собаки! — сказал он.

— А где Чайкин?

— Не знаю… Может, плывет, а может, и утонул. Сунцов замолчал, собираясь с силами. Оболенский терпеливо ждал.

— Вывели нас на палубу, — продолжал Сунцов. — А у нас такой сговор был: я первый в воду прыгаю. Ринулся я к борту, часовые на меня навалились: руки назад крутят, голову сворачивают. «Прыгай в воду! — кричу Чайкину. — Я их позадержу!» Ну, и схватился с часовыми, всех с собой, думаю, в воду утащу… А тут меня и угостили по голове чем-то… больше ничего и не помню.

— А стреляли в кого? — спросил Оболенский.

— Вот этого я уж не слыхал, — признался Сунцов. — Может, в Чайкина, если он успел за борг прыгнуть… Эх, только бы его пуля не задела!

Матрос застонал — не то от боли, не то от досады. Оболенский тронул его жесткую руку: — Будем надеяться — доплывет!

Корабль покачивало. За обшивкой трюма глухо ворчали океанские волны… Над головой поскрипывали мачты.

Глава 10

Услышав повелительный возглас Сунцова, Чайкин, не раздумывая, с разбегу прыгнул за борт корабля.

На мгновенье, точно оглушенный, он погрузился в воду, но вскоре его выбросило на поверхность, и он поплыл. Послышались выстрелы. Было темно, и пули его не задели.

Далеко на горизонте еле обозначался узкий просвет. С шумом перекатывались океанские волны. То взлетая на гребень, то падая вниз, Чайкин старался выбрать направление.

Слева смутно чернели очертания берега, испещренного огоньками жилых домов. Справа открывались океанские просторы.

Но вот вдали Чайкин заметил одинокий огонек. Это, должно быть, сигнальный фонарь «Авроры». Куда плыть — к берегу или к кораблю? На берегу его мог встретить английский патруль и задержать. Чайкин решил плыть к «Авроре». Расстояние его не пугало, он был хороший пловец. Только не разыгрался бы шторм! Но об этом лучше не думать.

Стараясь бережно расходовать силы, матрос неторопливо продвигался вперед, зорко следя за движением каждой волны, как за живым и опасным существом.

Темнота сгущалась. Тучи обложили небо, и даже светлая полоска на горизонте все больше и больше затягивалась серой пеленой. Запоздалый альбатрос, почти касаясь воды, пролетел к берегу.

Чайкин почувствовал, что он начинает уставать. Движения стали медленными, неуверенными, руки тяжелели.

А огонек «Авроры» был все так же далек.

Волны поднимались все выше. Вот одна из них окатила матроса с головой. Водяная пелена застилала глаза, дыхание замирало. Брызги мешали видеть огонек «Авроры», закрывали берег и корабли англо-французской эскадры. Кругом шум волн и вой ветра. Куда плыть? Не кружит ли Чайкин на одном месте, как сбившийся с пути усталый путник?

Смятение охватило матроса. Неужели все напрасно и ему не суждено добраться до корабля?

Неожиданно Чайкину показалось, что на гребне волны мелькнула лодка. Не навождение ли? Кто отважится при таком волнении в океане плыть на лодке! Но вот впереди вырисовался контур шестивесельной шлюпки. Она все ближе, ближе…

— Спасите!

Крик Чайкина, заглушенный воем ветра, прозвучал слабо, беспомощно. Люди в шлюпке не слышат его, шлюпка вот-вот пройдет мимо.

Чайкин закричал из последних сил.

На шлюпке кто-то привстал. Послышались голоса:

— Братцы! Человек плывет!

— Где он? Где?

Шлюпка завернула, подошла к пловцу. Ему протянули весло.

— Да это же свой! Чайкин! — обрадованно закричал кто-то, когда матроса втащили в шлюпку. — Откуда ты, пропащая душа?

Чайкин поднял голову, узнал матросов с «Авроры» и среди них своего дружка Травникова.

— Как же вы кстати, братцы! Сами-то откуда?