Костры партизанские. Книга 2

Ничего нового — значит, ни один полицай или немецкий солдат за истекшие сутки сюда не прибыл, значит, здесь сейчас по-прежнему около сорока полицаев, капитально обосновавшихся в четырех бункерах-срубах, почти по самые бойницы спрятавшихся в землю. Толково, со знанием дела, расположены бункера: подступы к станции и друг к другу под прицельным огнем держат. Их построили вскоре после того, как рота Каргина совершила налет на эту станцию; бункера и станционное здание — закопченное, с одной стороны даже обуглившееся, — вот и все, что теперь имеется здесь.

Все это промелькнуло в сознании Каргина за считанные секунды, и он проворчал:

— А ты, Серега, чему радуешься? Думаешь, эти сорок полицаев стрелять не умеют?

В ответ Соловейчик широко улыбнулся и молодцевато спросил:

— Разрешите идти?

— Разве тебе не приказано сопровождать меня?

— Так точно, приказано, только… Только вы и сами дойдете куда нужно, если моей лыжни станете придерживаться!

Каргин понял, что Соловейчик торопился к товарищам, боялся, как бы там, пока он с командиром роты здесь торчит, не произошло чего. Что ж, молодость всегда будет жадной до подвигов. Каргин еще недавно и сам переживал нечто подобное, потому и ответил снисходительно:

— Иди, раз не терпится. — И сказал уже Федору, который сразу же, как только обоз остановился, подошел к нему: — Проследи, чтобы Виктор, как ему было приказано, со своим взводом у обоза остался. Мало ли что… Потом догонишь нас.

И, проваливаясь в снег почти по колено, пошел лыжней Соловейчика, стремительно бежавшей к чернеющему лесу. За Каргиным, растянувшись в длинную и молчаливую цепочку, пошли остальные.

Ни бряцания оружия, ни голоса. Только поскрипывает снег под ногами.

Еще до сумерек рота подтянулась к самой станции, залегла в снегу почти на кромке недавней вырубки; дальше — метров двести, не больше, — бункер с аспидно-черной щелью амбразуры.

Каргин, пристроившись за тем же вывороченным пнем; за которым уже давно лежал Юрка, долго разглядывал станционное здание и бункера, где сейчас, если верить разведке, отсиживались полицаи. Около часа пролежал в снегу, ведя наблюдение. И за все это время не увидел ни одного человека. Лишь дымок, поднимавшийся над трубами бункеров, свидетельствовал о том, что они не заброшены, что в них и сейчас идет какая-то своя жизнь.

— И мороз сегодня не так чтобы очень, — пробормотал Каргин.

— Сам не пойму, с чего они носа на улицу не кажут. Шестой час лежу здесь, до последней косточки промерз, а из них ни один даже до ветра не выскочил, — охотно откликнулся Юрка.

И опять звонкая тишина вокруг.

Но вот раздался гудок паровоза. Вскоре после этого над лесом поплыли белые клубы пара, смешанного с дымом. Только тогда из станционного здания вышли дежурный по станции и полицай. Последний все время озирался по сторонам и держал свою винтовку так, словно при первой опасности намеревался выстрелить в спину дежурного.

Прогрохотал состав товарняка — оба сразу убежали в станционное здание.

— С чего они такие пуганые? — недоумевал Юрка; чувствовалось, он вызывал Каргина на разговор.

И тот откликнулся:

— Не ты у меня, а я у тебя как командира разведки должен об этом спрашивать.

— Ты, Иван, глянь на эти сугробы, пристально глянь, — сразу же заторопился Юрка. — Против каждого бункера их ровнехонько по три!.. Средний — заметно побольше… С чего бы так?

Действительно, с чего? Что лес вокруг станции и вдоль путей порубили, завалов из него наделали — это очень даже понятно: чтобы воспрепятствовать партизанам, чтобы затруднить им подходы. Допустим, что сугробы эти — ветки срубленных деревьев, припорошенные снегом. Тогда почему они так симметрично расположены? Аккуратность у немцев в крови? Может, и так… А почему тогда на той стороне каждого сугроба, которая к бункеру обращена, снег будто бы подрезан? Не совсем, а так, что ветки видны?

У сугробов, что прямо перед Каргиным, этой подрезки не видно потому, что он их с одной, внешней, стороны видит. На те же, что у дальних бункеров, он как бы из центра площади глянул. Вот и заметил то, что не для чужого глаза предназначалось.

— Договаривай до конца, — потребовал Каргин.

Юрка ответил уклончиво:

— Ты — командир, тебе мозгами ворочать и положено.

А Каргин в этот миг вдруг с отчетливой ясностью увидел свою роту в наступлении, в том самом, которое будет сегодня ночью; его бойцы, буравя головой снег, ползут к бункерам; вот до цели остается уже совсем немного, еще только несколько минут терпения, — и можно будет бросать гранаты; и тут вспыхивают те таинственные кучи багровыми отблесками огня, кровавя снег; по команде, одновременно вспыхивают, высвечивая роту, каждого бойца ее; а из бункера бьют ненасытные пулеметы и автоматы…

Конечно, это только предположение. Но тогда для чего они, те чертовы кучи?

Вторя его мыслям, ворчит Юрка:

— Все думаю, ломаю голову: а для чего они? Лично я начинил бы их горючкой. Бензином или другой какой химией…