Костры партизанские. Книга 2

С этого самого случая так и повелось, что, выполнив задание командования бригады, дед Потап и о спокойствии своей души не забывал, не часто, но все же, как и в прошлом году, хаживал на «охоту».

И только однажды встревожился дед Потап. Это когда неожиданно Григорий нагрянул и спросил с улыбочкой:

— По-прежнему «белкуешь», дед, или как?

Очень боялся дед Потап, что ругать его будут за самовольство, но все равно правду ответил:

— Есть маленько.

Но Григорий только рассмеялся, только и сказал:

— Ты поосторожнее, дед. Чтобы свою голову не подставить.

После этих слов и вовсе нормально пошла жизнь деда Потапа. А одиночество, оно что? Оно тому страшно, кто цели в своей жизни не видит.

8

Уже вторую неделю не переставая лил дождь. Земля давно пресытилась влагой, везде видны лужи, маленькие и такие, что за небольшое озерко сойти могут. Фон Зигель из окна своего кабинета видит и серую пелену дождя, и огромную лужу, разлившуюся во всю ширину улицы, и грузовик, безнадежно буксующий посреди нее. Задние колеса его уже по ступицу ушли в жидкую грязь, а шофер все газует, газует. Сначала грузовик еще хоть дергался, даже покачивался, когда шофер переключал скорости, а сейчас только натужно вздрагивает, все глубже оседая в жидкое месиво.

Под самыми окнами комендатуры буксует грузовик. Еще год назад к нему давно подбежали бы солдаты и полицейские, подперли бы плечами и вытолкнули из ямины. Сегодня же — все видят, но никто не спешит на помощь. И грузовик буксует, буксует…

Фон Зигель вернулся к столу, достал из тумбочки бутылку водки и привычно плеснул в стакан. Выпил, сел за стол, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

Боже, за что караешь?

«Даже если мы не сможем эти завоевания осуществить, мы вместе с собой разрушим полмира… мы не капитулируем…»

И это заявил фюрер, в которого он, Зигфрид фон Зигель, еще недавно так верил?!

Эти слова — откровенное признание собственного бессилия…

Фон Зигель нервно распахнул сейф и среди многих бумаг, лежавших там в полном беспорядке, все же нашел нужную и почти с ненавистью прочел:

«…Следует достичь того, чтобы при оставлении части территории на Украине там не осталось ни одного человека, ни одной головы скота, ни одного центнера зерна, ни одного железнодорожного рельса, чтобы не оставался стоять ни один дом, не было бы шахты, не разрушенной на многие годы, не было бы ни одного неотравленного колодца. Противник должен обнаружить действительно тотально сожженную и разрушенную страну… Сделайте все, что в человеческих силах…»

Это написал Гиммлер. Написал 7 сентября, то есть в те дни, когда советские войска рвались уже к Киеву.

Сделать все, что в человеческих силах, сделать для того, чтобы уничтожить жизнь вообще!

Что это? Полное незнание действительной обстановки на фронтах или…

Даже страшно подумать о будущем Германии, если последнее…

Сегодня — 10 октября, а 22 сентября советские войска в районе Киева вышли к Днепру. Где они сейчас? Уже форсировали его или еще только готовятся к этому?

Итак, на Украине это письмо Гиммлера уже приобрело силу приказа. Здесь, в Белоруссии, о нем пока громко не говорят, здесь с ним полуофициально знакомят пока только отдельных лиц. Здесь мы еще усиленно заигрываем с местными националистами; в июле благословили их на создание «Союза белорусской молодежи», пошли даже на создание национального правительства!

Однако, если говорить откровенно, и от заигрываний толку мало: авторитета у этого правительства и пресловутого «Союза» — ноль целых и даже без десятых…

Ни жестокость, ни заигрывания не дают положительных результатов. Тогда где же выход, черт побери?!

В дверь кто-то осторожно постучал. Фон Зигель окинул взглядом стол — нет ли на нем чего лишнего, компрометирующего, и ответил, стараясь придать голосу былую бодрость:

— Войдите!

Дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель проскользнул Шапочник, сказал, остановившись у порога:

— По вашему вызову…