Косыгин

«Брежнев.Закон не надо отменять. Мы условились не менять закона. Но на данном этапе, когда сионисты разожгли кампанию вокруг поправки Джексона и вокруг законопроекта о предоставлении нам режима, надо отпускать. Дело не в режиме, им надо вообще поссорить Советский Союз с Америкой. Есть группа республиканцев, которая поставила целью сорвать улучшение отношений Советского Союза с США. Никсон — за, администрация — за, а многие сенаторы против только из-за того, что у нас с евреев взимают плату (за обучение в вузах. — В. А.).

Косыгин.А кого мы не хотим выпускать, мы не должны выпускать.

Андропов.С понедельника едут не 600 человек, а полторы тысячи.

Брежнев.Отпусти 500 второстепенных лиц, а не академиков. Пусть они говорят, что с них ничего не взяли. Возьмите пару инженеров с высшим образованием, не имеющих никакого отношения к секретам, например, из пищевой промышленности — пусть едут. Но не с оборонной промышленности. Пускай и инженеры едут бесплатно. Это временный тактический маневр.

Щелоков.Леонид Ильич, я еще хотел сказать, что может быть в связи с тем, что опубликованы данные о желающих возвратиться, использовать их здесь для пропаганды по телевидению, в печати и т. д.

Андропов.Было такое поручение, вчера мы получили телеграмму. 10 семей мы возвращаем.

Косыгин.Наш народ очень плохо реагирует на возвращение. Говорят, раз уехали, то их обратно не принимать» (Вестник архива Президента Российской Федерации. 1996. № 1. С. 157).

Дискуссия продолжается. И эмиграция продолжается. Причем не только еврейская.

Одним из самых крупных событий культурной жизни Ленинграда в 1973 году стала выставка художника Василия Коноваленко в Русском музее. Люди с ночи занимали очередь, чтобы увидеть его скульптурки из самоцветов. За рубежом Василия Васильевича часто называют «вторым Фаберже». А я бы сказал, что он первый в своем искусстве. Он не повторял знаменитого мастера, а, как каждый большой талант, шел своей дорогой. На рубеже 40— 50-х годов Коноваленко становится известным как театральный художник. Из Донецка его приглашают в Ленинград. В Кировском (Мариинском) театре он работает с Григоровичем и Вирсаладзе. А в 1957 году оставляет театр ради камня.

Выставку в Русском музее помог организовать Сергей Михалков. Как рассказывала в одном из интервью Анна Коноваленко, жена художника, Сергей Владимирович, «которому очень нравились Васины работы, отвел нас в Совмин, где было принято решение организовать в Ленинграде персональную выставку работ Коноваленко». Затем ее перевезли в Москву, где по распоряжению Косыгина собирались создать Школу камнерезного искусства.

А тем временем в Ленинграде на художника завели уголовное дело. Его обвиняли в «занятии запрещенным кустарным промыслом с использованием посторонней рабочей силы и с целью дальнейшей продажи за рубеж» — по этой статье светило от четырех до восьми лет тюрьмы. Дело попало к Генеральному прокурору СССР Руденко. И было закрыто «за полным отсутствием состава преступления». «Более карикатурного дела, — добавил Руденко, — не помню со времен сталинских чисток».

Коноваленко стал главным художником Министерства геологии, продолжил заниматься своими камнями, но творить ему становилось все трудней. Худсовет Министерства культуры пришел к такому выводу: «Идейное содержание работ художника Коноваленко искажает образ советского и русского человека. А потому не рекомендуется их рассмотрение в Советском Союзе и за рубежом». Так фельдфебели от искусства вытолкнули из страны еще одного выдающегося творца. В 1981 году Василий Васильевич Коноваленко эмигрировал в Америку.

И еще один документ из того же 1973 года — письмо Арама Хачатуряна.