Косыгин. Вызов премьера (сборник)

Единственная тема, которой Алексей Николаевич мог посвятить и час, и два, и более (естественно, когда не было срочных дел), – это его семья. С большой любовью, теплотой и уважением он говорил о дочери Людмиле, о ее муже. Но особенно загорался, когда речь заходила о внуке, который к тому времени уже преподавал математику в университете. Как-то Алексей Николаевич достал тетрадь с длиннейшими формулами и стал горячо доказывать, какой у Алеши необычайный талант.

Очень нежно относился он и к внучке. В 60-х годах мы с ним часто виделись на катке санатория «Сосны». Его всегда обязательно сопровождала Танечка. Алексей Николаевич катался не очень уверенно, часто падал, но внимания на это не обращал. Если же в воскресенье я не появлялся на льду, он обычно звонил и строго допрашивал:

– Это почему ты лентяйничаешь и вчера не был на катке?

Приходилось оправдываться.

Когда после первого инфаркта Алексей Николаевич вышел из больницы, с ним практически перестали считаться. Его заместитель Тихонов, не особо утруждаясь выслушать мнение Косыгина, практически навязывал решения Президиуму Совета Министров. Всем было ясно, что он рвется на должность Председателя. Да и сам Алексей Николаевич не особенно отстаивал свою точку зрения, все прекрасно понимая.

Вспоминаю, как мы с Алексеем Николаевичем разбирали какой-то вопрос и он мне вдруг так задумчиво сказал:

– Знаешь, Владимир, меня эти «украинцы» все равно сожрут.

Это его точные слова. Под «украинцами» он подразумевал Брежнева и Тихонова, которые в свое время работали в Днепропетровске, и это, очевидно, связывало их.

Я успокаивал Алексея Николаевича, говорил, что в народе к нему относятся хорошо и вряд ли Политбюро пойдет на такой шаг. Хотя я и произносил ободряющие слова, но понимал, что обстановку он знает лучше меня. Алексей Николаевич это и подтвердил, заметив, что, мол, ты не все знаешь.

После второго инфаркта, когда Косыгин еще находился в больнице, его заставили написать заявление об отставке. Он очень это переживал, что, не сомневаюсь, ускорило печальную развязку.

Так закончилась жизнь этого прекрасного человека, крупнейшего государственного деятеля.

Николай Байбаков Из записок зампреда

Байбаков Николай Константинович с 1944 г. – нарком, министр нефтяной промышленности СССР. В 1955–1957 гг. – председатель Госплана РСФСР, затем председатель Краснодарского и Северо-Кавказского совнархозов. С 1963 г. – председатель государственных комитетов при Госплане СССР по химии, нефтедобывающей промышленности, министр СССР. В 1965–1985 гг. – заместитель Председателя Совета Министров СССР, Председатель Госплана СССР

Алексея Николаевича Косыгина я знал еще до Великой Отечественной войны. Однако вплотную мы с ним стали работать с октября 1965 г., после того как меня назначили Председателем Госплана СССР и заместителем Председателя Совета Министров СССР.

А начиналось все так. В конце сентября меня вызвали к Л.И. Брежневу. Секрета не открою, ведь в те времена, да и за многие годы до этого, выдвижение на ту или иную должность происходило исключительно по согласованию с партийными органами. Если же речь шла о руководителях достаточно высокого ранга, то это не обходилось без благословения Центрального Комитета, а то и лично Генерального секретаря ЦК КПСС. Их рекомендация становилась решающей – ведь органы государственной власти послушно одобряли любую кандидатуру партийных инстанций. Потому-то еще до сессии Верховного Совета СССР, на которой предстояло утвердить мое назначение, я и был приглашен к Леониду Ильичу. В беседе участвовал и Алексей Николаевич Косыгин, с октября 1964 г. занимавший пост Председателя Совета Министров СССР.

За чашкой чая состоялся неторопливый, обстоятельный разговор о положении дел в стране, необходимости усиления централизованного планирования в связи с предстоящей ликвидацией совнархозов и восстановлением министерств. Затрагивались и другие проблемы. Предлагая мне возглавить государственное планирование, Брежнев обосновывал это тем, что у меня за плечами был солидный опыт; действительно, прошел я, как говорится, все ступеньки, от рядового инженера до наркома и министра.

Не скрою, было лестно все это слышать. И все же я поначалу пытался сопротивляться, мотивируя свой отказ тем, что в недалеком прошлом я уже работал Председателем Госплана СССР и РСФСР, однако затем был освобожден и направлен в Краснодар.