Кот

– Милый Эдвард! - обращается он ко мне всякий раз, возникая из шторы, так, будто мы расстались минуту тому назад. - Меня не может не волновать существование моих подданных. Ты же знаешь: король обречен на вечные терзания. Ему кажется, что усилия его, в свое время направленные во благо, оказались недостаточными, и теперь его страна не занимает подобающего места.

– Ваше прошлое величество! - отзываюсь я в качестве "милого Эдварда". - Короли - что вершина арфы: тронь любую струну - и ее содрогания не останутся незамеченными. Короли - это узлы во Вселенной. Множеством нитей они связаны с прошлым, но еще более - с будущим. Но они не виновны в звучании. Они лишь соединяют в себе все нити, чтобы затем распустить их в грядущем.

– Я исчезаю, мой верный друг, прими нашу признательность за утешение.

Вот вам, пожалуйста.

Интересно, почему он называет меня Эдвардом?

Может быть, в прошлой жизни я был советником двора его королевского величества? Во всяком случае, его дочь называет меня Дорианом.

– Больше пиратов! Казна пуста, а посему смерть всем ради величия нации! - Вот вам боевой образец.

И еще она говорит:

– Я поцелую змею, если это будет необходимо. Помните, Дориан, чтоб господствовать на море, все средства хороши. И золота, золота, золота! Мне нужно много золота в корону моего королевства. Будьте с дикими народами еще более диким, с храбрыми более храбрым, с подлыми более подлым. Цель - все, остальное - ничто. Я отпущу вам любые грехи, кроме пренебрежения интересами короны. Идите, и да поможет вам Бог.

Вот баба, клянусь чреслами Геркулеса!

Она появляется сразу же после своего папаши, и речь у нее всегда одинакова: я под видом несчастного Дориана должен немедленно отправиться в путь, чтобы огнем и мечом добыть ей величия.

Представляю себе, что меня ждет, если я ей это величие не добуду. В старой доброй Англии существовала масса симпатичных способов казни.

Особенно меня трогает заливка свинца в раскрытые уши.

Так, может быть, остаться в России? Тут все так неторопливо и без этой навязчивой радикальности, присущей островитянам.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ, в которой я примеряю на себя личину человека

Ах!

Я порой думаю: если б я был человеком, то меня бы укусила собака где-нибудь на территории достославного Совтрансавто, руководимого Семеном Ашотовичем Переверзяном в селении Верхние Шушары.

А я бы подал на них в суд за нанесение морально-физического увечья и этические потери, и судья призвал бы их к ответу, а они бы ответили, что собака была бродячая и забежала на их территорию исключительно ради подобного нападения, а я нашел бы и свидетелей, и лжесвидетелей, а они бы упорствовали, и суд длился бы себе незнамо сколько, а на заседаниях я бы хотел видеть молодых девушек, расхаживающих по залу босиком в легких накидках, разбрасывающих всюду медленно опадающие шелковые платки.

Мне бы не выдали компенсации, после чего я бы захотел остаться котом.

Быть человеком и из-за этого ежедневно подвергаться разного рода унижениям - благодарю покорно.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. Общение с Наполеоном

А не пообщаться ли мне с тенью Наполеона?

Люблю я великого корсиканца вкупе со всем его душегубством.

А все оттого, что невероятно умен и честолюбив.

Он ставил перед собой почти невыполнимые задачи, потому что был колоссом, насильно засунутым в незначительное тело.

Его стесняла оболочка.

Ему вредили границы собственного "я".

Вот откуда все его походы - в Россию, в Индию, в Египет.

Он родился всего лишь человеком, а должен был - полубогом.

Мне скажут, что полубоги не существуют.

Существуют.

Уж будьте покойны.

– Корысть всегда у власти, - скажет мне Наполеон, а я попытаюсь возразить: мол, бывали же случаи…

Он остановит меня:

– Я пригласил вас, мой маршал, не для того, чтобы слушать. Вы должны внимать мне молча. Таким образом, вы сыграете роль поверхности, отражающей мои собственные мысли. Только так я получу собеседника, равного мне по уму. Возвратимся же к алчущим: они стремятся к власти, и они правят.

Как хорошо, что алчность, в сущности, от недостатка ума. Их соединение, а точнее, их союз равносилен катастрофе. Я же правлю по странному стечению обстоятельств. Гений править не должен.

Я не нашёлся, что возразить.

Тем более после того, как меня назвали маршалом.

Да и не смог бы, наверное.

От этой речи возникло учащенное сердцебиение, сухость во рту и захотелось немедленно встать под чьи-либо знамена или выкушать рыбки.

Ух, как захотелось рыбки! Просто небо засосало, зачесалось.

Хорошо бы маринованной осетрины. Даже рот наполняется слюной.

А какая она вкусная! Жуть!

Вот только уксуса нужно совсем немного, чтобы и коты ее могли есть.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ, посвященная формированию событий

Эх, слюни…

Слюни - что слезы: и те и другие внезапны.

А ведь вокруг глубокая ночь, за окнами мороз, и поземка змеится по дороге, и что-то грустно на душе, и я понимаю собак.

Вернее, их продолжительный вой по поводу и без повода.

Призраки давно исчезли.