Кот

Я тоже так думаю.

– Тихон, давай свой сон.

– Да мне еще ничего не снилось.

– Ну расскажи чего-нибудь.

– А что рассказать?

– Да что хочешь.

– Могу рассказать, как я чуть не заболел сифилисом.

– Возражаю (Шурик брезглив), сифилис уже был.

– Был триппер.

– Да какая разница? "Встаю я утром, вижу - сифилис". Очень смешно.

Историю про "чуть сифилис" я слушать не стал. Я попятился, нырнул в форточку и тут же попал в лапы вахтенного - тот от счастья чуть не провалился, чуть не захлебнулся - заприседал, загоготал и забился, как крачка, нашедшая место под гнездованье.

– Кот! - все никак не утихал он. - Кот!

Вы знаете, в такие минуты я почему-то всегда сомневаюсь в реальности окружающего мира. Что-то в нем непременно смущает.

– Кот!

Ну, кот, кот! Ну?!

– Кот! - продолжает вахтенный свой брачный танец и сует меня носом в какую-то дыру. - Тут у меня живет крыса!

Я думаю, на этом корабле все слегка спятили.

– Вахта!

Вахтенный вздрагивает и вытаскивает меня из дыры.

– Что у вас тут происходит? Происходит у нас то, что я сунут носом в помойку, извиваюсь всем телом и никак не могу дотянуться до руки этого придурка.

– Что это у вас?

Спрашивающий - мужчина.

Странно было бы, если б это была женщина.

Но что можно сказать о его внешнем облике? Вы видели когда-нибудь корову на лугу? У нее на шее колокольчик, у колокольчика есть язычок, а у язычка - щербины, каверны, трещины.

Так вот, любая трещина или каверна на том язычке колокольчика луговой коровы несет в себе куда больше интеллектуального смысла, чем весь облик этого несчастного, умноженный на сто.

– Это кот?

А что, я похож на барсука?

– Кота ко мне в каюту. Крысы совсем одолели. Вчера съели мой китель.

Ах, вот оно что. Это старпом. Мы уже слышали историю с его кителем.

Меня мгновенно перенесли в каюту старпома и сунули мордой в новую дырку.

В дырке сидела крыса.

– Привет вам, Себастьян! - сказала крыса.

Надо заметить, что после "привет вам, Себастьян!" я нападать не способен.

– Привет вам, крыса! - сказал я.

– Я - Калистрат, член Совета девятнадцати по связям с общественностью. Это я посылал вам сообщения через акустический узел. Не могли бы вы, любезный друг, посторониться и дать мне выскочить? Мне представляется, после этого вы должны броситься за мной, и мы вместе удерем через плохо закрытую дверь.

Мы так и поступили. Как только Калистрат, член Совета по связям, накануне раздраконивший китель, рванул на выход, старпом тут же вскочил на стол, где, стоя на четвереньках, с интересом наблюдал за происходящим.

Я бросился за Калистратом, и мы с грохотом чего-то рухнувшего вслед вынеслись из каюты.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ. О странностях

Странно, но во время побега мне почему-то вспомнилась Деметра.

И, собственно, не сама Деметра, а то, что ее реакция на утрату Персефоны была не совсем обычной. Она - и реакция, и Деметра - сначала была горестной, затем подавленной и, наконец, негодующей.

Скитаясь по земле в попытках разузнать о том, что случилось с дочерью, в желании вернуть ее перестав мыться, она - теперь уже только Деметра - разыграла последовательность действий, которая, как нам кажется, поразительным образом предвосхитила все стадии меланхолии, описанные доктором Фрейдом в 1917 году.

Я же в отличие от этой немытой горюньи, от всех этих переживаний немедленно ощутил желание освежиться, что и сделал, едва только зад Калистрата исчез за ближайшим поворотом.

А вы знаете, как я моюсь.

Вам известно, сколько я в это вкладываю сил.

А откуда они появляются, эти силы? (Закономерный вопрос.)

Они появляются только после сильнейших переживаний, душевных движений.

Все это пришло мне на ум, когда я долизал себе хвост.

Это умозаключение поставило точку моим размышлениям о силах, потраченных на омовение.

После чего я подумал о государстве.

Я не могу вам сказать, почему, когда я лижу себе хвост, мне приходят мысли о государстве.

Может быть, государство похоже на что-то такое же необходимое, как собственный хвост?

А может, функции государства - ловить и давить - не могут оставить меня равнодушным.

– Кис! Кис! - слышу я.

– Пыс! Пыс! - как говорят в Голландии. Меня пытается найти вахтенный.

Фиг ему - как говорят на островах Фиг Жи. Впредь я буду еще более осмотрительным. Я осторожненько сунулся в форточку - надо узнать, как там поживают наши приятели.

– …С самого детства (у Шурика было детство) у меня очень непростые отношения с картофелем (чего только не случается с овощами). На первом курсе училища мы по ночам чистили его тоннами. Вернее, кожуру с него снимала специальная машина, в которую при остановке все стремились сунуть голову, чтоб понять, как она это делает, а мы уже вырезали глазки.

И вот на практике в полку морской пехоты я сижу ночью и тоже вырезаю глазки. Все пошли покурить, и я, как некурящий, остался. И вдруг сзади слышу: "Ты что делаешь?" Поворачиваюсь - надо мной нависает огромный старшина морпех. "Вот, - говорю я, маленький и смущенный, - глазки режу". И тут слышу: "Режу?! А что мы жрать-то будем?!!" С тех пор я уже не режу глазки.

Вот такая история.