Кот

По улицам рассекали девчушки — в дешевых роликовых кедах, в полуснятых отвислых штанах, с голыми пупками, в маленьких-юбочках-беленьких-трусиках, «парашютках», топлесных майках — разные. И у всех — ножки, ручки, губки, грудки, попки — наружу, все, что есть, все наружу. И никакой внутренней жизни в глазах. Они издевались.

Вернулся. Купил безникотинных сигарет и две банки пива. Не разуваясь, в прихожей, высосал банку до дна, набрал Ларкин номер, но ви-фон лыбился приветливой гримасой Мультика-фон-оператора.

Мультик с глупой улыбкой тянул кабель к номеру Ларки. Мультик громко сопел, выбивался из сил, ви-фон вяло гудел, а у Ларки в квартире наверняка истерично пищал такой же, не понимая, насколько Егору нужно, чтобы она сейчас коснулась игривым пальчиком заветной кнопки и высветилась на мониторе. Мультик на экране все еще пытался тащить толстый кабель, но сил не хватало. Вспомнил: Ларка отдыхает в Крыму, давится медом вместе со своим новобрачным мужем. Отключился. Мультик облегченно вздохнул и снова заулыбался. Набрал еще два номера — никого.

К своим двадцати пяти Егор Мельников мало что в жизни усвоил. Был он слегка приторможен, инфантилен и доморощен, привык идти на поводу; решения за него часто принимал кто-то другой: в детстве — отец, учителя или братья, в институте — преподы да друзья-недоноски; на работе — кто пошустрей, кроме начальства, понятно.

Надо сказать, такой расклад не очень устраивал Егора, в глубине души чувствовались другие возможности, другие желания и другие способности; в редких одиноких мечтах грезилось ему нечто такое не очень определенное, но свое и крутое. В мечтах. А реальность ползла по протоптанной тропке, и Егор ее не подгонял, ничего не искал — что судьба принесет, то и ладно. Иногда Егор понимал: вряд ли эта самая судьба приберегает лакомые куски для таких тормозюров, как он; поразмыслив, осознавал: надо напрягаться, пыхтеть, чтобы получать не корки, а калачи. Но самолюбие льстиво нашептывало красивые метафизические отмазки, и Егор быстро успокаивался, так и не постучавшись толком ни в одну дверь, более труднодоступную, чем вход в дневное метро.

А еще Егор панически стеснялся себя. Внешних оснований для этого не было: вырос он выше среднего, лицом был вполне, волосы имел редкого пепельного оттенка, а глаза — серые и не пустые, с ироничной усмешкой. Дома, один, Егор был крут, как Джеймс Бонд, но стоило появиться на людях — всё: становился тише травы, ниже воды. Иногда, выпив алкоголя, Егор мог вести себя по-другому, но окружающие реагировали скверно, и со временем пришлось научиться контролировать себя даже пьяного в дым.

Честно говоря, несмотря на приступы самонедовольства, до поры до времени внешне вялая жизнь не напрягала Егора совсем либо напрягала слегка, и лишь незадолго до начала безумных событий он стал все чаще задумываться и комплексовать. А после неожиданной смерти отца, под крылом которого тихонько дремал с самого детства и до окончания института, Егор испугался всерьез понял, что больше в этой жизни на хрен никому не нужен и теперь может рассчитывать только на себя одного. Но беда-то как раз в том, что на этого типа рассчитывать было глупее всего.

Как бы поточнее описать его тогдашнее состояние? Были оттенки. На их фоне одна мысль мелькала чаще других. Даже не мысль, а желание. Он слышал, что если лечь в теплую ванну и аккуратно вскрыть вены, то можно быстро и безболезненно умереть. Думал он об этом все чаще и был уверен: если не поступит вскоре от судьбы какой-нибудь свеженькой почты, то останется принять цветную ванну, как ни мерзко это звучит. Не мог Егор жить без опоры, а положиться ему, как известно, было теперь не на кого. На кота разве что. Вот прикол.

Иногда Егор внимательно смотрел на кота своего и думал: хорошо бы самому стать котом: проснулся как-нибудь утром, а ты — кот. И никаких у тебя проблем, никаких забот, трудностей никаких — ничего не надо преодолевать, ни с чем не нужно бороться, лежишь себе, мурлычешь да жмуришься, лапки сложив, как первоклассник за партой.

Совсем скис Егор. Мало того что отец перед смертью сказал страшные вещи, так теперь еще с работы поперли. Чувствовал себя Егор уволенным не с работы, а прямо из жизни. Это все и рассказывал он коту, перемещаясь бессмысленно по квартире и то злясь, то впадая в сонливость.

После ванны Егор натянул длинные шорты и любимую серую майку, взял книжку, уселся в кресло перед телевизором и присосался к оставшейся банке пива; посидел, полистал, посмотрел картинки на бумаге и в ящике, осоловел…

В комнату вошел кот. Сделал несколько наглых шагов по ковру, остановился, завалился полусидя на поясницу, задрал в потолок длинную кроличью лапу, полизал в мохнатом низу. Потом поднялся на задние лапы, облокотился о кресло, принял абсолютно человеческую позу, внимательно посмотрел на хозяина ярко-желтыми черешнями глаз и лениво сказал, изящно помахивая пушистым хвостом… Однако прежде чем излагать события, не будет лишним рассказать предысторию.

Глава вторая. МЕЛЬНИК И ЕГО ЖИЗНЬ