Кот

Егор долго перебирал крупные и мелкие события жизни, как перебирает рыбак свой улов. В основном рыбешка была меленькая, попадались и совсем жалкие экземпляры, которые надо было выпустить еще на пруду или сразу отдать коту, а он зачем-то прихватил их с собой; когда Егор натыкался на такие краснел оттого, что облажался, но поправить ничего было нельзя — что выловлено, то и шкерь.

Неожиданно он наткнулся на крупную рыбину — вспомнил безумную историю знакомства с Бородой. Эта встреча отплыла на задворки памяти, что странно и непонятно, поскольку более подходящий мнемо-материал трудно было найти. Егор несколько раз после самой истории общался с Бородой, но знакомство почему-то не вспоминал, как будто они вместе росли, с пеленок. А с пеленок они не росли. Вместе. И это существенный факт.

Вспомнив первую встречу с Бородой, Егор не то чтобы загордился, но подумал, что этот эпизод, пожалуй, оправдывает его рождение на свет в мужском обличье и может помочь ему взбодриться, вернуть себе животные проявления, которые понадобились теперь для решающей битвы за жизнь. А история эта такая…

Вспоминает Егор Мельников. Ну, то есть представим, как он мог бы об этом рассказать.

Мельников работал тогда художником в одной телекомпании, расписывал задник для плохой передачи…

Глава восемнадцатая. СИНЯЯ БОРОДА

Как бы рассказ Егора Мельникова

Был дикий холод. Мы с Юрцом, нашим оператором, вышли из офиса и поперлись к метро. Накачались прилично, праздновали день рождения Ирки Мравян, пили водку из глиняных кружек с такими смешными мордами — ей подарили, — а потом, когда все разошлись, еще пиво нашли, в холодильнике неделю стояло. Очаковское. Допили и вышли. Идем, за искусство болтаем.

— А скажи, Егорий, — говорит Юрец задушевно, — видел ли ты новую «Лолиту»?

Я говорю:

— Это полное дерьмо.

— Да, — вздыхает Юрик, — и я не смотрел… Хотя надо бы… Сотая версия. Юбилейная.

Дошли до метро, а там — на Сухаревке — решили еще пивка. Денег хватило на одну бутылку. Мы ушли за палатки, туда, ближе к «Чебуречной», знаменитой андерграундной точке прошлого века. О жизни трепались, курили. Юрка в брак собирался, а девушка его — нет. Ну, в общем…

Потом сигареты кончились, а курить хотелось очень. Денег нет, курить охота. Я смотрю — кучка народу неподалеку. Пошел к ним. Подхожу, смотрю: шумят, толкаются — отдыхают. Не успел спросить, один у меня уже сигарету стреляет. Я говорю, мол, нету, сам хотел стрельнуть.

Ну и так, слово за слово, стали общаться. Тут мне один предлагает с ним на руках побороться, арм-рестлинг. А… нет, он не предлагал. Что-то мы с ним зацепились и стали бороться руками; я чувствую — валю его. Познакомились. Он был Тагир. Ну и сейчас — Тагир. Если жив.

В общем, поборолись просто, чуть-чуть, в шутку, потом он стал предлагать бороться на шампанское. А я пьяный, и все мне по барабану. Мелькнула, правда, мысль, что кидалы. Если бы по трезвому, я бы не стал, а так…

Стали мы с ним бороться, а у него вдруг силы появились. Ну точно, думаю, кидалы. Тут их как-то больше стало, окружили. Смотрю — Юрец подтянулся, но в круг его не пускают. Чувствую, Тагир меня теснит. Тогда я локоть упер в живот и держу руку под прямым углом. Это намертво. Тагир уже почти висит на мне. Так и не разогнул руку. И уже я потихоньку начинаю его перебарывать.

Тут он вырывается и кричит, что победил. Все кодло, естественно, вписывается за него, все чернозадые. Болельщики. Юрца совсем оттеснили. Тагир мне говорит — давай шампанское или бабки, вот он щас сходит и будем вместе выпивать. Я отвечаю: с какого бы?.. А он, мол: я победил. Я говорю: ничего себе победил! Это ничья, ты мне руку не до конца разогнул! Он заводится, эти его подзуживают, я тоже чего-то там… — пьяный. Он говорит, ты не мужик, слово не держишь, проспорил, а бутылку зажал. Таких, дескать, наказывать надо. Достает ножик-бабочку, раскрывает веером в воздухе и говорит: я тебя щас порежу.

Тут меня зацепило. Ах ты, думаю, козел, ты ж ни одного слова русского нормально произнести не можешь, а выделываешься, как султан в гареме, ну давай, попробуй-ка, тварь. В башку стукнуло, тормозов никаких. Я тогда в длинном плаще был. И почему-то, хоть и холодно, он у меня был расстегнут. Ну, я этому прямо в глаза смотрю, и такая злость во мне, что разорвать могу просто руками. Но сдерживаюсь. Распахиваю плащ и делаю шаг. Вплотную. И говорю, негромко, без интонаций:

— Ты если нож достал — бей. Но если промажешь, падла, и я жив останусь, я тебя прямо тут, голыми руками порешу. Понял? Ну давай.

И стою молча, с распахнутым плащом, и в глаза ему смотрю со всей ненавистью, какая во мне есть. Он сначала пытался тоже мне в глаза смотреть, ответно, а потом вижу: стухает, начинает менжеваться, все, думаю, сдох, хлипкий попался. Тагир… блин. Кошак ты дрипаный, а не Тагир. Смотрю, он уже хихикает — вроде это шутки были. Засуетился, мне нож свой протягивает, рукояткой вперед, и говорит:

— Ну ты мужик!.. Уважаю. Держи, братан, забирай себе. Типа, не обделался.