Кот и полицейский. Избранное

– Почему? – не задумываясь, ответил Бьянконе. – Потому что мы здесь. Он нас и послал сюда.

Наконец сторожиха покончила со своими помидорами и вытерла о передник руки. Мы наперебой убеждали ее не утруждать себя и просто отдать нам ключ. Куда там! Она непременно хотела идти с нами и лично все нам показать.

– Фонарик у вас есть? – спросила она.

– Нет. Мы и так видим в темноте, мы из ПВО.

– Ну все равно. У меня свой есть, – сказала сторожиха.

Она вытащила из кармана своего широкого передника жестяной фонарик, направила пучок света себе под ноги и только после этого двинулась в путь, ощупывая им, словно палкой, то место, куда собиралась ступить.

Следуя за медлительной сторожихой, мы некоторое время молча шагали по булыжной мостовой, круто спускавшейся вниз между каменными заборчиками, отделявшими огороды и виноградники.

– Что-то ты мне не говорил, – заметил я, – что поведешь меня ночевать в деревню.

Вместо ответа Бьянконе вдруг исчез.

– Куда это он девался, приятель-то твой? – спросила сторожиха, обводя кругом своим фонариком.

– Откуда я знаю?

Бьянконе появился так же внезапно, как и исчез. Он спрыгнул с забора чуть ли не на спину сторожихи. В руках он держал две кисти винограда.

– На, держи! – сказал он, бросая мне одну из них.

– Хорошенькое дело! – заметила сторожиха. – Увидел бы хозяин, пристрелил бы на месте.

Так вот кто, оказывается, ворует по ночам фрукты! Вот кого отец грозил угостить зарядом соли! Вот кого тщетно пыталось представить себе мое детское воображение, воображение мальчика, ни разу в жизни не совершившего ничего противозаконного. Ночная вольность, о которой я мечтал, впервые предстала передо мной в этом знакомом с детских лет образе.

– Хорошенькое дело! – повторила сторожиха.

– Раскудахталась! – заметил Бьянконе, повернувшись ко мне. – Ну что ты теперь скажешь?

В безлунном небе носились едва различимые мягкие тени летучих мышей. Вокруг фонарика сторожихи вились темные ночные бабочки. Жаба, перебиравшаяся через дорогу, попала в круг света и, ослепленная, замерла на месте.

– Эй, осторожно, раздавишь! – крикнул Бьянконе сторожихе.

Но жаба уже скрылась, проскользнув у нее между ног.

Мы дошли до края деревни. Внизу смутно угадывалось море городских крыш.

"Вот сейчас она вскочит на метлу и полетит в город", – подумал я.

Но вместо этого сторожиха подвела нас к школе и отперла дверь.

Не зажигая света, она повела нас по коридорам и лестницам. Луч ее фонарика освещал одну за другой двери классов и развешанные на стенах учебные таблицы. Сторожиха оглядывалась по сторонам, и с лица у нее не сходило опасливое выражение, словно она боялась оставить на наше попечение все эти предметы и сами комнаты, где она с таким трудом поддерживает чистоту и порядок.

Проведя нас по каким-то лестницам, она, наконец, открыла отведенную нам комнату и исчезла. Пока мы вступали во владение своими апартаментами, она все шаркала по коридорам, и мы все время слышали ее бормотание, доносившееся то с одного, то с другого этажа.

– Что она там делает? Запирает все на ключ? – не выдержал Бьянконе. – Или она собирается продежурить тут вместе с нами всю ночь?

Вдруг мы услышали, как внизу скрипнула ржавыми петлями наружная дверь. Потом громко щелкнул замок.

– Ушла?

– А ключ? Ключа-то она не оставила! И заперла нас! Вот ведьма!

Мы спустились на первый этаж и стали осматривать окна, но те, на которых не было решеток, находились высоко над землей, и хотя мы вполне смогли бы спрыгнуть вниз, но вряд ли сумели бы залезть обратно.

Тогда мы бросились к телефону в надежде отыскать этого Бэлльуомо, у которого должен был находиться запасной ключ. Мы разбудили его мать, но самого Бэлльуомо дома не оказалось. В других школах, где тоже кто-то должен был дежурить, никто не отвечал. В "Джовинецце", в фашистском комитете – никого. Мы перебудили и перетревожили полгорода и, наконец, совершенно случайно обнаружили учителя в одном кафе, куда мы позвонили, чтобы узнать, можно ли по телефону делать ставки в партиях боччетте32.

– А, да, да, я сию минуту приду, – заверил нас этот несчастный.

В ожидании его прихода мы стали бродить по школе, заглядывали в классы, в спортивный зал. Но нигде не нашли ничего интересного и даже не смогли зажечь свет, потому что почти ни на одном окне не было маскировочных штор. Мы вернулись в свою комнату и, растянувшись на койках, принялись читать и курить. Тут только мы вспомнили, что так ничего к не сказали Бэлльуомо о ключе.