Сегодня наш садовник косил траву. Дениска с интересом наблюдал за этим процессом. Вся наша прогулка свелась к тому, что мы просто ходили следом за садовником и смотрели, как он косит.
– Я тебе говорил, что мне крестик бабушка подарила? Он стоит три тысячи рублей!
– Не говорил… правда? Очень здорово! – подыграла я ему. – Он тебе помогает?
– Я пока не разобрался, как он работает.
Я не могла не улыбаться, когда он так отчетливо называл стоимость крестика.
Мне очень хотелось сделать ему подарок, но я понимала, что он все сломает. Надо подумать. Сегодня я в перерыве съездила в Макдоналдс и накупила всяких вредных вкусностей. Угостила Дениску.
Как же он радовался!
В жизни он никогда не ел ничего такого. Мне было приятно до боли.
С другими детьми он так и не нашел общий язык. Я стала единственным другом для Дениски. Я сделала себя его матерью.
В свободное время, пока он болел, я учила его читать. Мы начали с алфавита и простых слов. Он просил меня все-таки прочитать ему его любимый комикс, в котором раньше он мог смотреть только картинки. Я не могла отказать.
Сестры попрекали меня, что я уделяю ему слишком много времени, забывая про других детей. Но мне не нужны были другие дети… мне нужен только Дениска.
Такой веселый и беззаботный… я не могла с ним расстаться. Я почувствовала, что не могу провести без него ни дня. Я задерживалась на работе и оставалась с ним по вечерам. Приходила в отделение даже в выходные дни.
Заведующая предупредила меня, что пора отдалиться от мальчика. Пришло время забыть о нем. Он всего лишь пациент. Умственно отсталый ребенок. Сын алкоголиков.
– Света, все пациенты имеют одну общую особенность, – сказала она мне, – все они приходят и уходят, понимаешь? А мы остаемся. И Дениска… ему придется уйти.
В один день я определилась с подарком. Я решила подарить ему детские часы, потому что сегодня мы учились определять время по стрелкам. Часы были с изображениями миньона из мультика, как на его кружке. Я рано примчалась в отделение, чтобы скорее увидеть Дениску, но…
Палата номер девять была пуста.
Прикроватный столик пустовал. Ни комикса, ни кружки, ни тапочек…
– Сегодня утром его перевели в психиатрическую клинику. Ночью он поднял большой шум. Бил стены, двери, рыдал… Прости, Света…
Часы с миньонами выпали у меня из рук. Я опустилась на колени и заплакала.
Я чувствовала себя матерью, которая потеряла своего сына.
Поехала ли я в ту клинику, чтобы встретить Дениску?
Картина в сознании, на которой он лежит, лишенный интереса к жизни, не переставала меня пугать. Реабилитация его отца будет длится еще год.
Я не поехала к Дениске. Но и не забыла его.
Он навсегда останется для меня сыном, которого у меня никогда не было.
Безысходность
– Ты видел там знак семьдесят?
– Не волнуйся, милая, я уже двадцать лет за рулем. Что может случиться? Ты же мне веришь?
– Да, верю, любимый. Конечно! Просто… если знак стоит, это для чего-то нужно, правда ведь?
– Само собой! Но вам нечего бояться! Папа-профессионал за рулем! Я советую вам расслабиться и наслаждаться нашей поездкой!
– Ты прав, дорогой. Само собой…
Его жена обернулась, чтобы посмотреть на своих детей, которые сидели на заднем сиденье.
Их семейная зеленая «тойота» уже покинула их родной город в Подмосковье, и направлялась в сторону озера.
– Как вы, дети? – спросила Маша у детей.
Никто ей не ответил.
– Эй, Юля! Ответь маме что-нибудь! – Андрей посмотрел в зеркало над головой.
Он увидел, как его дочь, которой недавно исполнилось пятнадцать, сидела, уткнувшись в телефон. Блестящая челка черных распущенных волос немного закрывала ей глаза. Уши были проколоты в нескольких местах. Одетая в черные джинсы, черную футболку и черную кожаную куртку, их дочь даже не думала отвечать родной матери.
– Милая, улыбнись! – попросила ее мать. – В конце концов, мы едем отдыхать в коттедж, который мы сняли у озера. Тебе там понравится. Там очень красиво.
– И почему я должна ехать? – устало спросила она.
– Потому что это семейная поездка, – ответил ей Андрей.
– И что с того? Все каникулы с Генри нянчиться? Хуже кары нет!
Рядом с Юлей в кроватке спал маленький Генри, которому вот-вот исполнится три месяца.
– А, ну-ка, цыц, юная леди! – пригрозила Маша дочери. – Мы все любим Генри и заботимся о нем. Разве ты не любишь своего брата?
Юля нехотя посмотрела в кроватку, но ничего не сказала.
– Вот только подгузники за ним я менять не буду! Даже не проси!
Маша постаралась проигнорировать ее слова.
– Что я тебе говорила по поводу сережек? Зачем ты носишь так много? Это же…
– Мам, давай не сегодня, окей? Позволь мне самой решать, где что и когда прокалывать. Когда мне уже будет восемнадцать?!.
Андрей услышал разговор своей жены с дочерью и поспешил вмешаться. Его сильно волновало будущее его родной дочери. Его маленькая принцесса, какой Юля была до двенадцати лет, в один день превратилась в нечто… в нечто.
– И какие же у тебя планы на взрослую жизнь? – поинтересовался весело он.
– Хочу проколоть сосок.
Андрей резко затормозил.
Машина загудела. Они почти остановились.
Все затряслось.
– Держи Генри! – вопль Маши.