И замер, подняв лом: в пыли на полу обнаружилось нечто интересное. Квиллерен обернулся, чтобы взглянуть на Бена, и был ослеплен светом двух фонариков. Усы журналиста задрожали, и он отступил назад. Затрещало дерево, раздался грохот, и снизу поднялся столб пыли. Два луча света, как сумасшедшие, танцевали на стенах и потолке.
— Черт возьми! — выдохнул Квиллерен. — Перила обвалились!
Они исчезли, а прогнувшийся пол ложи тонул в темноте.
— С нами были святые! — проговорил Бен, охрипнув от потрясения или от пыли.
— Давайте фонарик, будем выбираться отсюда, — сказал журналист.
Они поехали обратно, забросив каминную решетку на заднее сиденье. Квиллерен молчал, вспоминая, как едва избежал падения, и думая о том, что увидел в пыли.
— Сегодня наше представление было не вполне удачным, — извинился Бен. На кончике его носа блестела снежинка. — Мы промерзли до костей. Но пойдемте в бар, и вы будете свидетелем спектакля, от которого сердце ваше согреется. Выпейте с нами бренди.
«Львиный хвост» в двадцатых годах был здешним банком — имский храм в миниатюре, оскверненный теперь светящейся ывеской и армией стаканов в окнах-арках. У стойки и за столами обрались завсегдатаи — мужчины в рабочей одежде и азношерстная публика Хламтауна.
Когда Бен вошел, его встретили приветственные крики, топот ог и хлопанье по столам. Он изящно поклонился и поднял руку, ребуя тишины.
— Сегодня, — объявил он, — краткая сцена из «Короля Ричарда III», а потом ставлю всем присутствующим!
С удивительным достоинством он пробрался сквозь толпу, — в шарфе, свисающем до пят, — и исчез. Секунду спустя Николас появился на маленьком балкончике.
— Итак, преобразило солнце Йорка в благое лето зиму наших смут… — начал он. Голос его звенел, пусть не полностью захватывая внимание слушателей, но заставляя их несколько притихнуть.
— …Нет, развлекая дам, он бойко пляшет… — доносилось с балкона.
Внизу раздался безудержный хохот.
Бен закончил, прожигая публику взглядом:
— …То надлежит мне сделаться злодеем, прокляв забавы наших праздных дней[11]!
Раздались оглушительные аплодисменты, актер скромно поклонился, и бармен занялся наполнением стаканов.
Спустившись с балкона, Бен бросил на стойку горсть сложенных купюр — сложенных вдоль.
— Король Ричард или тетка Чарлея, какая разница? — обратился с мрачным выражением лица он к Квиллерену. — Дни истинных артистов ушли навсегда. Клоун в широких штанах — «артист». И тореадор, и канатоходец, и патлатый гитарист. Скоро актерами станут каменщики и бейсболисты! Сэр, век вывихнул сустав…
Изнемогающие от жажды зрители вскоре вызвали Бена на бис.
— Простите нас, — сказал Бен Квиллерену, — мы должны подчиниться.
И снова двинулся к балкончику.
Журналист незаметно вышел из «Львиного хвоста», размышляя, где Бен достает деньги, чтобы платить за желанные аплодисменты, и знал ли Николас, что ложа в «Гаррике» окажется ловушкой.
Квиллерен отправился домой. Коты спали на своей подушке, а усы их в полуулыбке загнулись вверх. Журналист лег на кровать. В голове вертелись вопросы. Что у Бена за работа? Такой ли он сумасшедший, каким кажется? Связано ли его неожиданное богатство с домом Элсворта? Бен был там, Квиллерен теперь знал это. В театральной пыли он увидел свидетельство тому — те самые перьевидные узоры, узоры, оставленные кисточками шарфа. А то, как встретили Бена в «Львином хвосте», показывало, что зрители привыкли к его щедрости.
Журналист вспомнил, как Кобб однажды сказал:
— Бен не подбирался к Бродвею ближе, чем на пушечный выстрел! — И тут же, пару минут спустя, стал сам себе противоречить:
— У Бена есть кое-что в загашнике. Он когда-то неплохо зарабатывал.
И тогда Айрис испуганно взглянула на мужа.
Может быть, у Бена была тайная работа, которая и давала ему деньги на то, чтобы купить внимание и аплодисменты публики? Знал ли об этом Кобб? Возможные ответы были всего лишь догадками, невероятными и недоказуемыми, а вопросы только не давали заснуть.
Квиллерен заставил себя думать о более приятном: о рождественской вечеринке в пресс-клубе. Он представил журналистов, ведущих светскую хронику, — и Джека Джонти — смотрящих, открыв рты, как он входит с Мэри. Писаки героически пытаются выглядеть спокойными, но в душе поражены магическим именем «Даксбери». Квиллерен понимал, что должен завершить этот вечер рождественским подарком для девушки, но что он может купить дочери миллионера?
В самый момент погружения в сон ответ на последний вопрос, как теплое одеяло, согрел сознание Квиллерена. Это была потрясающая идея — настолько потрясающая, что журналист сел в кровати. Если «Бег» поможет, это спасет Хламтаун.
Квиллерен сделал мысленную заметку, что утром надо будет первым делом позвонить главному редактору, и заснул. Один ус его загнулся в полуулыбке на подушке.
Глава 19