Кот, который проходил сквозь стены (сборник)

В середине каждого абзаца его прерывали телефонные звонки: из электрической компании – с протестом против явного предпочтения, которое Маус отдает газовым плитам; с завода по производству алюминия – они протестовали против отрицательного отношения Мауса к картофелю в фольге; от производителей кетчупа, плавленых сырков, замороженной рыбы – всего того, от чего Мауса воротило. Потом позвонил старик Тихэндл, один из старших совладельцев фирмы.

– Роберт Маус дал свое согласие на эту статью? – спросил он.

– Он не читал окончательного варианта, – сказал Квиллер, – но он позволил мне взять у него интервью.

– Вот это да! А вы знаете, что один из наших главных клиентов является производителем электропроводов?

– Даже если и так, Маус имеет право иметь свое собственное мнение, не так ли?

– Но вы не должны печатать такое! – взревел совладелец. – Я поговорю об этом с мистером Маусом, когда он вернется.

Отвечая на жалобы и принимая комплименты, Квиллер сделал несколько своих собственных звонков. Коко оставил в это утро в машинке букву «З», и это навело Квиллера на мысль позвонить Зое Ламбрет, художнице, с которой, несмотря на краткое знакомство, он сошелся довольно близко еще тогда, когда только приехал в город. Он прочитал Зое список имен художников, которые он выписал из статей о трагической истории любви Морта Мэлена и юной Элен.

– Кого-нибудь из этих людей можно сейчас найти? – спросил он.

– Многие уже умерли, – сказала Зоя мелодичным голосом, который сразу же вновь очаровал Квиллера. – Херб Сток уехал в Калифорнию. Инга Берри возглавляет кафедру керамики-в художественной школе Пенниманов. Билл Бэкон – президент клуба «Кисть и резец».

– Вы сказали, Инга Берри? Я бы хотел взять у нее интервью.

– Надеюсь, вы не собираетесь снова писать про старый скандал? – спросила художница. – Инга откажется говорить об этом. Все «отрешенные представители богемы», упомянутые в статье, стали важными представителями художественной элиты, их все еще преследуют репортеры. Я не понимаю газетчиков.

Квиллер позвонил Инге Берри, тщательно обдумав, что скажет. Она ответила любезно, но, как только он представился как репортер, пишущий для «Дневного прибоя», изменила тон.

– Что вам угодно? – спросила она холодно.

Он заговорил быстро, пустив в ход весь свой словарный и артикуляционный арсенал:

– Это правда, мисс Берри, что керамика считается самым устойчивым видом искусства?

– В общем, да, – сразу потеплела она. – Дерево гниет, железо ржавеет, а произведения керамики пережили тысячелетия.

– Насколько я понимаю, керамика сейчас стоит на пороге своего нового возрождения и через каких-нибудь лет десять, возможно, потеснит живопись и скульптуру.

– Ну не знаю… Может быть, и так! – сказала она, подумав, какая это была бы прекрасная перспектива лично для нее. – Только не цитируйте меня. Все скульпторы и живописцы могут взъесться на меня.

– Я бы хотел побеседовать с вами на эту тему, мисс Берри. У меня есть молодой друг, один из ваших студентов, который превозносит ваш вклад в дело керамики.

– Да? Он вам говорил? Или это она? – Тон мисс Берри стал еще теплее.

– Вы знаете Уильяма Вителло?

– Он не в моем классе, но я слышала о нем. – Она хмыкнула. – Его трудно не заметить.

– Вы видели его последние несколько дней?

– Нет, пожалуй.

– Мисс Берри, часто ли используют свинец для получения глазури?

– О да, довольно часто. Свинец фиксирует пигмент на глине.

– Он ядовит?

– Мы принимаем меры предосторожности, конечно. Вы бы хотели побывать в нашей мастерской, мистер… мистер…

– Квиллер, вторая буква «в». Спасибо, мисс Берри. Я очень интересуюсь керамикой. Это правда, что от долгого лежания глина начинает пахнуть?

– Да, и еще как! И чем больше вы ее выдерживаете, тем эластичней она становится. Ее структура меняется.

Тут секретарша из приемной стала подавать знаки Квиллеру: его ждали сразу два телефонных аппарата. Он отрицательно покачал головой и продолжил разговор с мисс Берри.

– Я снял комнату рядом с мастерской на Риверроуд, – сообщил он керамистке. – Это прекрасное место. Вы знакомы с ним?

На другом конце воцарилось молчание…

– Вы не собираетесь, надеюсь, поднимать снова эту историю с Мортимером Мэленом?

– Кто это? – спросил Квиллер с чрезвычайной наивностью.

– Никто. Забудьте это имя.

– Я хотел вам сказать, – сообщил он загадочным голосом, – в моей комнате есть секретное отверстие в стене, выходящее в комнату для обжига. Мое любопытство превзошло все границы. Для чего оно, как вы думаете?

На другом конце провода опять замолчали.

– Какая ваша комната?

– Номер шесть.

– Это была комната мистера Пеннимана.

– Я не знал, что он был художником, – сказал Квиллер. – Я думал, он финансировал Центр искусств и издавал газету.

– Он был покровителем искусств, и его студия служила…

– …временным убежищем? – подсказал журналист.

– Я, видите ли, – осторожно добавила мисс Берри, – работала в мастерской Пеннимана много лет назад.

Он выразил удивление, а потом спросил, собирается ли она прийти на открытие выставки Грэма.

– Я не собиралась, но…

– Почему бы вам не прийти, мисс Берри? Я лично буду наливать вам шампанское.