Кот, который всегда со мной

Уважаемый Питер!

Джованна перевела мне ваше письмо, а теперь переводит мое к вам. Мне глубоко понятны ваши чувства к Нортону. Я сама испытываю такие же к Пуффо [ее собаке]. Ему теперь четырнадцать лет, и я не представляю жизни без него. Поэтому сообщайте, как только будет возможность, новости о здоровье Нортона. Для меня он не только ваш любимый кот. Он таинственный посредник, которым решил воспользоваться Господь, чтобы отчасти изменить мою жизнь.

Когда Нортон умер, мне пришли самые трогательные письма из всех, что я получал: одно от Ванды, другое от ее дочери. Я ни слова в них не изменил. Пусть они не совсем совершенны в отношении английского языка, зато в них все в порядке с чувствами. Ванда писала:

Уважаемый Питер!

Мой долгий жизненный опыт говорит, что ничто не утешит вас после потери Нортона и вам долго не удастся заполнить пустоту, которую он оставил в вашем сердце и вашем доме. Дело в том, мой друг, что наши любимые животные — это зеркала, в которых отражается, какими мы, люди, могли бы быть, но часто не становимся. Когда они уходят, то уносят с собой нашу лучшую часть: нежность, огромную любовь, которую мы выражаем просто взглядом и тайными словами, что шепчем в пушистое ушко, словами, которые они, безусловно, понимают, уносят счастливые моменты и пережитые вместе горести. У Нортона была замечательная жизнь, и он сделал вашу жизнь замечательной. Не сомневаюсь, он научил вас понимать себя, как не смогла бы тысяча человек Хочу рассказать, что случилось много лет назад, когда умерла моя маленькая кошечка Лилли. Я спросила у моего доктора и друга Винченцо: «Как ты думаешь, я могу считаться нормальной, если переживаю сильнее, когда умирает животное, чем когда умирает человек?» Он улыбнулся и ответил: «Нет, не можешь… хотя… хотя…» — Его глаза погрустнели, он определенно вспомнил о своей собаке Арго, похороненной на вершине горы в Мадони, где теперь покоится и прах самого Винченцо. Моя огромная «ненормальность» заставляет меня страдать и сегодня. Ваша боль, Питер, — это моя боль.

С любовью, Ванда.

От себя Джованна приписала внизу на этом же листе.

Я перевела мамино письмо, и, поверьте, писать было трудно, потому что я все время плакала, жалея Нортона. Для меня он останется навсегда ироничным, независимым существом, которое несколько лет назад разгуливало и скакало по столам нашего ресторана. Останется навсегда живым под сицилийским солнцем, живым, как наша дружба.

Доктор Джонатан Турецкий направил мне замечательные строки, часть которых я здесь привожу: