Кот по имени Сабрина

Это было началом тоталитарного правления, какому остров Гарсия не подвергался со времен творения. Эймей изо дня в день безжалостно теребила Ханну, и к концу ее двухнедельного пребывания была починена прохудившаяся крыша, прочищена печная труба, сломан курятник, вновь навешены двери амбара, его содержимое перебрано и сложено в аккуратные кучки, впервые со дня смерти Чарльза надежно заработал генератор, а вся земля вокруг была распахана и засеяна. И лишь бобровые плотины устояли, они оказались не по зубам даже реактивной Эймей. Это были две недели непрерывного и непосильного труда.

Слава Богу, завтра Эймей должна была покинуть остров.

— Надеюсь, теперь ты пришла в согласие с собой, Ханна. Большое дело, когда кто-то хоть недолго рядом.

Ну это уже слишком!

— Так вот о чем говорил с тобой Фрэнк!

Эймей сидела за столом, жадно поедая бекон и отхлебывая из огромной чашки горячий чай, эдакий розовый, пухленький генератор с неиссякаемым запасом энергии.

— Фрэнку и говорить ничего не надо было. Я сама знаю, через что ты прошла. Бедный Чарльз долгое время скользил в пропасть, и не пробуй меня в этом разуверять.

Ну, здесь была немалая доля правды, но Ханне вовсе не хотелось, чтобы Эймей напоминала ей об этом. Тогда происходили вещи, о которых, слава Богу, не ведала даже Эймей. Хотя бы те печальные события, что последовали за козлиным барбекю.

Неудача с барбекю была немного огорчительна, но не казалась ей катастрофой, как воспринял это Чарльз. Ханна была абсолютно уверена, что Фрэнк и Нед только посмеются, вспомнив злосчастную трапезу. Но Чарльз еще долго будет вздыхать и щупать пульс.

В те дни Чарльз был ее постоянной болью. Она нашла под кроватью коробку с лекарственным набором какой-то шарлатанской медицинской корпорации. По инструкции надо было писать на узкие полоски бумаги, которые принимали вдруг какой-нибудь цвет, обозначавший один из недугов. Список болезней и недугов был обозначен цветным кодом.

— ЧАРЛЬЗ!

Он сидел в своем шезлонге, неотрывно глядел на сортир, и лицо его выражало высшую степень омерзения. Сабрина растянулся у него на коленях.

— Послушай меня, Чарльз. Если тебе приятно думать, что ты болен, то хотя бы не вовлекай в это меня. Не желаю видеть, как ты непрестанно проверяешь пульс и меряешь давление. Прошу тебя, храни слабительное не дома, а в амбаре, если оно вообще нужно, и, кроме всего прочего, мне надоело повсюду натыкаться на эти разноцветные полоски бумаги. Мне все время приходится их подбирать. Это противно. Почему бы тебе сразу не выкидывать их в туалет? Понимаю, ты напуган и стараешься сохранить баланс в организме. Но знаешь, что я об этом думаю? Пусть катятся ко всем чертям эти показатели кровяного давления! А вдруг как раз это твое слабительное и нарушает проклятый баланс?

Но он не отвечал. Он мрачно уставился в одну точку, и с уголков его губ стекала слюна. Он повернул к ней голову, чуть приподнял отяжелевшие веки и застонал.

— Что с тобой на этот раз, Чарльз? Боже, я сама заболеваю от тебя! Выбирайся из этого кресла и СДЕЛАЙ что-нибудь! Займись огородом или еще чем-нибудь! Да за что ни возьмись — здесь все разваливается!

Он что-то пробормотал и сник совсем. Сабрина вдруг начал рыгать, шерсть у него на загривке пошла рябью, будто завихряющаяся у рифов вода. Разъяренная Ханна оглядывалась в поисках того, чем можно было бы разрядиться. Рядом с Чарльзом прямо в грязи стояла кружка с чаем, и она схватила ее: может, вылить чай ему на голову и хоть этим расшевелить немного?

Кружка была каменно-холодной.

Странно… Она наклонилась, заглядывая ему в глаза. Он ответил слабым, беспомощным взглядом. Может, он действительно БОЛЕН? Безусловно он ВЫГЛЯДЕЛ больным, но в последнее время такое состояние было для него обычным. А вдруг она заблуждалась?..

Через несколько минут ей удалось дозвониться по радиотелефону до главной больницы Ванкувера.

— Ну, он выглядит, — сбивчиво объясняла она, — немного странно, нечленораздельно бормочет, а то и просто мычит. Такое впечатление, что он не в силах сдвинуться с места, а лицо какое-то искаженное и… — Тут ее осенило. О Боже, и она еще ругала его, когда бедняга лежал совершенно беспомощный! — Я думаю, у него удар! — закричала она.

На все формальности ушло немало времени. Девушка-секретарь в приемном покое требовала сообщить массу совершенно нелепых сведений, а вдобавок еще возник вопрос о транспортировке. Наконец она смогла повесить трубку и опрометью кинулась назад к Чарльзу.

И обнаружила нечто ужасное.

— Ты заслужила отдых, — сказала Эймей. — Сегодня ничего не делаем. Давай-ка днем прогуляемся по холмам и на время забудем обо всех неприятностях и обязанностях…

В холмах уже чувствовалась весна, но залитые луга отражали лучи солнца, как зеркало. Среди этой бесконечной сверкающей водной поверхности невозможно было отыскать ни клочка сухой земли.