Кот, проходящий сквозь стены. Книга 20

– Гвен, в справочнике такого нет. Под именем, обозначенным в удостоверении, выданном Голден Рулом. А не означает ли сие, что такой Шульц и не появлялся в поселении? Или что его имя было убрано из файлов прежде, чем его тело начало остывать?

– Ты ждешь от меня ответа или размышлений вслух?

– Ни то ни другое. Наш следующий шаг – запросить Приемный центр.

Я вызвал справочную и запросил иммиграционную службу Приемного центра.

– Говорит доктор Ричард Эймс. Мне нужно найти человека по имени Энрико Шульц. Не могли бы вы дать его адрес?

– А почему бы вам не справиться в адресной службе?

Вопрос звучал так, словно его задала моя школьная учительница, а не вежливая служащая офиса.

– Его там нет. Он турист, а не постоянный житель. Мне всего лишь надо знать, где его найти в Голден Руле. Адрес отеля, пансиона или чего-нибудь в том же духе…

– Еще чего захотели! Вы прекрасно знаете, что мы не выдаем такой персональной информации, да еще зафиксированной! Если этого нет в справочнике, значит, он хорошо заплатил. Обратитесь к кому-нибудь другому, доктор, если таких найдете.

Она дала отбой.

– Кого мы теперь начнем пытать? – спросила Гвен.

– Те же адресаты, те же задницы, но теперь уже за деньги и лично.

Терминалы – устройства удобные, Гвен, но по ним не дашь взятку меньше ста тысяч. Для объятий послабее личные контакты выгоднее… Пойдешь со мной?

– И ты допускаешь, что я позволю тебе улизнуть одному? Да еще в день нашей свадьбы? Только попробуй, гуляка!

– Но, может быть, тогда что-нибудь на себя накинешь?

– А тебе неприятно на меня смотреть?

– Не то чтобы очень. И все же давай собирайся.

– Я скоро. Полсекунды, Ричард, пока я найду свои тапочки… Ричард, а мы сможем по пути заглянуть ко мне? В этом платье в театре чувствуешь себя шикарно одетой, но для дневного делового визита оно вряд ли подойдет. Надо переодеться.

– Ваше малейшее желание, мэм!.. Но возникает еще один вопрос. Ты собираешься переселяться ко мне?

– А ты этого хочешь?

– Гвен, я по собственному опыту знаю, что брак иногда восстает против раздельного ложа, но никогда не возражает против двух адресов!

– Но ты не ответил прямо.

– Тогда слушай. У меня, Гвен, есть одна мерзкая привычка, из-за которой здесь будет не очень удобно жить вдвоем. Дело в том, что я пишу.

Моя дорогая девушка изумилась.

– Считай, что ты ответил. Но почему назвал эту привычку мерзкой?

– Гвен, любовь моя, я не собираюсь извиняться за свое писательство.

Во всяком случае, не более чем за мою отсутствующую ногу… Но, по правде, одно породило другое. Когда я не смог служить в армии, мне понадобилось чем-то зарабатывать на жизнь. И я не нашел ничего более подходящего для себя, к тому же подвернулся парень, который дал моей писанине дорогу.

Кроме того, писательство – вполне законный способ отлынивания от работы, не требующий ни особой сноровки, ни таланта, ни воровства… А по сути ведь это занятие антиобщественно. Оно предполагает такое же уединение, как мастурбация. Потревожь писателя в момент вдохновения, и он способен ударить, даже не сознавая, что делает! Это приводит в ужас жен писателей и мужей писательниц. И еще одно, Гвен (слушай внимательно!): писателя нельзя ни смирить, ни вознаградить цивилизованным образом. Или даже вылечить от устоявшихся привычек. В семье, где есть хотя бы один писатель, единственный известный науке способ совладать с ним – это предоставить изолированный кабинет, где он мог бы в уединении претерпевать свои острые творческие муки. Еду следует подавать на кончике длинной палки, поскольку, если потревожить несчастного в такие моменты, он может либо разразиться слезами, либо совершить насилие. Он может не услышать ни слова, а если его потрясти, чего доброго, еще и укусит! – Я улыбнулся самой обаятельной из своих улыбок. – Не огорчайся, милая! Я сейчас ничего не пишу и не приступлю, пока мы не сумеем изолировать комнату для моей работы. И вот что я тебе скажу: прежде чем отправиться в Приемный центр, я, пожалуй, позвоню в офис Менеджера и попрошу предоставить мне более просторную квартиру. К тому же нам понадобятся два отдельных терминала.

– А зачем два, милый? Я ведь не часто пользуюсь терминалом.

– Зато, когда пользуешься, то надолго или нет, но занимаешь его. А если я сам работаю над литературным текстом, то уже ни для чего другого его не освобожу. Ни для чтения газет, ни для отправления письма, ни для хозяйственных заказов, ни для просмотра телепрограмм, ни для звонков кому-либо! Ни для чего! Поверь мне, дорогая, у меня эта болезнь уже долгие годы и я знаю, каково с ней жить. Поэтому позволь мне иметь небольшую отдельную комнату с терминалом, разреши время от времени наглухо в ней запираться, и ты получишь нормальный брак с мужем, который как бы ежедневно уходит в офис и делает там что-то. Правда, я никогда не интересовался тем, что делают люди в своих офисах!

– Ну и ладно, родной! Ричард, а ты получаешь удовольствие от писания?

– Никто не может получать от этого удовольствия.

– Удивляюсь. Но должна сообщить тебе, что покривила душой, говоря, что вышла за тебя из корысти.

– А я тебе и не поверил. Мы квиты.