Собирались мы однажды с дедом Николкой, мужем моим, к Янисъярви. От деревни по реке до устья реки было километров пять. Вода полная, окротела, пошла на убыль. Поспела морошка. Да и на палую воду пинегоров собирать на берегу моря. Взяли крошик и ведерко деревяное — ушатик. Ушатик поставили в крошни — это под морошку — и лодку направили легкую, небольшой анкерочик. Отправились. Я села в гребли, а дед правил. Поехали, силы большой не надо, по течению едем. Погода стояла хорошая, теплынь. Приехали мы на устье реки, ветер с моря, крик множества чаек раздается, летают, на камнях сидят и в море плавают. Будет удача, говорит дед. Это такая примета есть. Договорились, он пойдет по берегу моря на сухую воду собирать пинегоров неповоротливых. Их выбрасывает из моря на берег, из-за ветра с моря и падет вода, быстро уходит, они обсыхают. А я поднимусь по тропинке на угор и буду там брать морошку. Я одела крошни, поднялась, прошла лесок и попала на морошку. Сняла крошни, поставила на видное место, взяла набирушку — малую корзину. И беру, беру, быстро прибывает. И не заметила, как отошла от угора, далеко в бугры. А за буграми лес. А о бугры морошка крупная свисает с них, беру, не поднимая головы, высыпаю морошку в ушатик и опять беру, уже полное ведерко, осталось корзинку набрать. Вдруг что-то в кустах хрустнуло, я подняла глаза на бугор, а на бугре — сапоги. Сапоги не наши, не деревенские — с подковами. Я сжалась от страха, поднимаю глаза выше, вижу: бушлат длинный, свешивается на сапоги. Я ни жива, ни мертва, села на клочь, вижу: выше усы, борода, длинные волосы и шапка на них, хлопает глазами, язык показывает, правая пола шинели наверху и подпоясан красным кушаком (раньше была такая примета лешего). Да это же леший, — все его приметы. И еще почему-то скрипка в руке. Леший! Леший! Хочу кричать, а не могу, онемела, сама думаю: о господи, помоги мне. Стала тихонько молитву творить: уйди, нечистая сила, и перекрестилась. Вздохнула я и поднялась, а он отодвинулся. И я бежать с молитвой, бегу, бегу, повернусь, а он тут же, высокий, как столб, левая рука согнута и вложена в правую полу. Я снова бежать, повернусь и вижу, он стал далеко от меня, марево покрыло его, он приподнялся над бугром. Набежал ветер, зашумел лес, закричали птицы тревожно, загремел гром, а леший так и стоял перед глазами в сизой дымке. Я добежала до угора, спустилась по тропинке к морю. А дед Николка уже у лодки укладывает собранных пинегоров в лодку.
Николка выслушал меня внимательно, перекрестился, хотя он и не верил в бога, и пошел на гору за крошнями с морошкой. Крошни далеко были видны, а лешего уже не было. Скоро дед Николка вернулся с крошнями за спиной и успокоил меня, сказав, исчез сатана. Вода уже стала прибывать, и мы сели в лодку и поехали домой. Я рассказала в деревне всем про нечистую силу, про лешего, и все поверили: Николкина видела лешего, бродит он по округе, людей пугает. И всей деревней решили: нельзя ходить поодиночке в лес и на болото. У Николкиной было одиннадцать детей, они-то всегда помнили рассказ про лешего, и помнили завет, который дали всей деревней. В деревне сейчас никто уже не живет, но и в лес теперь как-то мало ходят в округе. Не стоит этого делать, сказал Илья, опасно.
