Кот Шрёдингера

Давно это было? — спросил я, выслушав его историю. Давно было, давно, лет сорок назад, даже больше. Так вот к чему я говорю-то. На нем такой же пояс был и такой же нож, это я помню хорошо. А ботинки, ботинки на нем были??? Не помню, сказал Иван. Может, были, может, не были. Кажется, были, и левый сапог был на правой ноге, а правый на левой. Но точно не помню, точно не скажу.

Мы сидели втроем, смотрели телевизор и ели картошку с рыбой. По телевидению нам среди прочего показывали такую новость: в Питкяранте пропал мальчик пяти лет, Ибрагимов Рамзан, если кто видел, обращайтесь, вознаграждение, благодарность не будет иметь границ. Я сразу вспомнил про Ильму, не его ли она искала несколько дней назад/ Впрочем, мне до нее теперь нет никакого дела, мне надо сосредоточиться на вопросе, уже пора задать себе Вопрос, а потом искать на него Ответ. Нет, признаться, я лукавил, сказав, что мне нет дела до Ильмы, конечно, сердце мое кольнуло. Еще я думал вот что: что, что я делаю рядом с этими абсолютно чужими мне людьми? Иван очень хорошо ко мне относится, Нина более чем хорошо, но говорить мне с ними не о чем, только смотреть телевизор. Как будто попал в чужое племя, где говорят на другом языке. В принципе, так оно и есть. Если у кого-то сложилась иллюзия, что я говорил и говорю на одном языке с героями сей повести (на карельском) или с читателем (на русском), то это вредное заблуждение необходимо развеять. У каждого свой язык: некто A думает, что пользуется тем же словом (например, любовь), что и некто B, и что B понимает это слово так же, как A; на самом деле любовь A и любовь B не идентичны, они всего лишь омонимы, предоставляемые нам естественными языком (русским или карельским). Оттого, что слова звучат одинаково, пишутся одинаково, склоняются одинаково, некто A и думает, что они одинаковы; внутри же головы и он, и B переводит текст на свой внутренний язык. Еще раз скажу: ни в коем случае нельзя думать, что кто-то говорит с тобой на одном языке. Значения похожих слов у меня, Ивана и Нины расходились, пожалуй, максимальным образом. Тем сильнее мне нужно было сосредоточиться на поиске Вопроса.

Вопрос я нашел в ту же ночь. Мне тогда приснилось сразу два сна, равно важных и интересных. В первом сне мне чудилось, что я рыба, самый жирный, вкусный и большой лосось во всем заливе Кирьявалахти, и что мне в глаз впивается крючок. Меня пронзает дикая боль, и для того, чтоб избавиться от крючка, я хочу показать рыбаку, что он ищет на самом деле. А на самом деле он ищет кожаный бушлат человека, утонувшего тут совсем недавно. Бушлат этот лежит на дне залива, в определенном месте, его прижал ко дну якорь анкерочика, рыбы не могут добраться до мяса через искусственную кожу, так что остатки руки, плеча и спины так и лежат внутри. Я (уже не как лосось и не как Блади, а как Эдик) сосредоточился на том, чтобы хорошо запомнить то место, и назавтра же пойти и выловить остатки Вовы (а это, несомненно, была его куртка). Далее во сне я размышлял, хватит ли теперь остатков (ботинки, ножны, пояс, часть плеча, руки, спины, куртка) для того, чтоб похоронить Вову по-христиански? Этот вопрос меня очень волновал, потому что я чувствовал, что должен что-то сделать для Вовы. Я все лежал и размышлял, и размышлял над этим вопросом, и даже во сне не мог его решить (а во сне с Божьей помощью решаются почти все вопросы), и даже когда проснулся, не мог понять, хватит этого или нет. И когда утром я пошел на рыбалку на залив Кирьявалахти, я все время обдумывал этот вопрос, и когда поймал себя на этом в пятнадцатый раз, понял, что вопрос для медитаций наконец сформулирован. Звучал он так:

СКОЛЬКО НУЖНО ИМЕТЬ ПРОЦЕНТОВ ТЕЛА, ЧТОБЫ В НЕМ БЫЛА ДУША?

Этот вопрос, казалось мне (кажется и сейчас), похож на излюбленное высказывание Томсона, с которым он обращался к своим ученикам — «Я скажу тебе, в чем суть, когда ты скажешь, есть ли множество мощности большей, чем счетное, но меньше, чем континуум». В самом деле, один сапог аналогичен счетному множеству (он есть тело, не обладающее душой), весь человек аналогичен континууму (как тело, обладающее душой). Если добавлять человека по частям к сапогу, когда можно дойти от неодушевленного тела к одушевленной твари Божией? Есть ли, более того, состояние тела, промежуточное между одушевленным и неодушевленным, подобно множеству мощности, промежуточной между счетным и континуумом? Я чувствовал, что эти вопросы я решу, или, другой вариант, размышляя над ними, набреду на истину, знание которой покажет мне, быть может, их бессмысленность.