Кот Шрёдингера

Нашел я здесь и исследование, касающееся души, правда, поставлен был не тот вопрос, который волновал меня (СКОЛЬКО НУЖНО ИМЕТЬ ПРОЦЕНТОВ ТЕЛА, ЧТОБЫ В НЕМ БЫЛА ДУША?), а другой, но тоже интересный. Теоретики НИИПНГЭ сопоставили душе два параметра — ее координату (в смысле, расширительном к обычному пониманию — грубо говоря, положению в каком-то пространстве, возможно, даже «пространстве душ») и импульс (понимаемый в приблизительном смысле как воздействие ее на окружающий мир, или то, что она сейчас делает). Тогда из принципа относительности следует такой вывод относительно души: нельзя достоверно одновременно сказать, где находится душа и чем она занимается. Произведение статистических погрешностей этих параметров будет не меньше половины постоянной Планка (ħ = 1,054571726(47)×10^-27 эрг·с). В терминах энергии и времени — нельзя предсказать вспышки активности и пассивности души. В частности, например, когда человек живой, более или менее понятно, где локализована его душа — приблизительно (по общему мнению) в теле. Соответственно, чем душа человека занимается при жизни, никто не знает. Другой крайний случай — после смерти, когда, наоборот, с большей определенностью можно сказать, чем душа занимается (вкушает райское блаженство, поджаривается на сковородке и т. д. — как ни неточны такие сведения, все равно это больше, чем то, что мы знаем о душе при жизни), но с меньшей определенностью можно сказать, где она этим занимается. Неизвестный исследователь из НИИПНГЭ ставит резонный вопрос: с одной стороны, мы имеем дело с душой точно так же, как с элементарной частицей (применяем к ней принцип неопределенности Гейзенберга и проч.), с другой стороны — работаем с ней как с макрообъектом: смотрим, что с ней будет после перерождения, приписываем ей какие-то деяния (или недеяния), форму и линейные размеры. Нет ли здесь противоречия?

Выяснилось также, что главой института является не кто иной, как сам Эрвин Шредингер; из года в год он проводит свои опыты на кошках и собственноручно хоронит их, унося из зоны в мешках (котов, а не расчлененных людей, как я подумал сначала). И, конечно же, то, что он священник, оказалось ширмой. Никакой он был не священник.

В противогазную сумку я складывал самые важные, по моему мнению, документы НИИПНГЭ, которые находил. Все полученные сведения настолько оглушили меня, что я не знал уже, как выйти из главного корпуса. Я совершенно потерял ориентацию в пространстве. К счастью, на одной из стен висел план аварийного выхода при пожаре, я быстро сориентировался и дошел до открытого по случаю жаркой погоды окна. Вышел я тем же путем, что и пришел, никто меня не заметил, кроме собак, снова рванувших ко мне в поисках колбасы, но ничего не получивших, и столпившихся под окном административного здания, куда я залазил, приветливо виляя хвостами. Внутри главного здания я, наконец, снял противогаз, и меня ждал очередной ШОК. На противогазе отпечаталась в зеркальном отражении татуировка, которую я лично накалывал Вове на лысый череп. Как Туринская Плащаница, только не лицо, подумал я. Теперь у меня не было сомнений, что Вова мертв. Принюхавшись, я услышал едва уловимый знакомый сладковатый запах гниения.