Нэсин своих женщин брали в походы как санитарок, водоносок или, в особо торжественных случаях, – вместо знамени. В последних рядах выставляли закутанную в дорогие покрывала «охраняемую женщину» верхом на резвом альфарисе: в знак того, что биться намерены до последнего. Однако Серена знала и то, что в битве при Табуке («кольцо из железа, глаз алого граната»), той битве, когда последователи пророка Мухаммеда окончательно согнули горделивую выю румов-безантов, в их рядах были женщины, и сражались они еще позлее своих мужей, отцов и братьев. Рыцарственный Владетель, однако, взял с собой только тех «оберегаемых», кто не слишком был обучен владеть оружием, – прачек, поварих и помощниц лекаря; и все это – чтобы не пустить на поле ни одну из них, а паче всего Серену, которая, уж точно, прорвалась бы в первые ряды и погибла. О том, что, напротив, ее искусство может повернуть ход битвы вопреки и ее, и его желанию, Владетель запретил себе помыслить. Только и оставить Серену дома, иначе говоря, под надзором обоих сыновей и наместников, в спасительных закруглениях и петлях ни с чем не сообразного инсанского мира, – оказалось невозможно. Разумеется, она была заложницей, она была гостьей не Эрбиса – целой страны, и ей ничто не должно было грозить, пусть даже рухнет и войдет само в себя все Внутреннее Царство, подобное кувшину с тонким вытянутым горлом, продетым в стенку и припаянным к отверстию во дне. Но и от нее самой не должно было истечь никакой угрозы. А тайная сила Серены, запертая за семью инсанскими замками, придавленная гнетом, могла проявить себя так страшно и непредсказуемо, так подстать Земле Нэсин, что все военачальники на совете посчитали недостойным себя – дать ей такой мало существенный повод вырваться.
И еще добавил Эрбис, говоря перед самым боем с глазу на глаз:
– Не бывает справедлив человек во гневе, – а я гневен. Есть у меня право крови. Но не вся же страна андров виновата в гибели Даниля! Она только кичится своим единомыслием, на деле страсти раздирают ее. Я же попираю здешние поля, будто живет на них один род. Поэтому мы и положились на Творца, чтобы Он решил нашу тяжбу по своей справедливости, лучшей, чем наша. Не противься и ты Его воле, Серена моя, чтобы дал он и андрам, и нам, и тебе. Обещаешь?
– Ладно, обещаю. Сидеть в обозе и не высовываться.
А происходило это близ городка Сухайм, где жило много андров, но также порядочное число инсанов и инсанских выучеников, которые также пошли за Владетелем.
– Ну вот, нэсин и разбили, – тихонько говорила про себя Серена. – Да так, что и надо мной некому надозреть, о Владетель Кота Багира.
В искажении прекрасной и чистой андрской речи была ей некоторая услада. Когда в Сухайме прослышали, как повернулась битва с королем Мартином, полгорода сорвалось с места – кто искать своих раненых, кто обыскивать своих чужих. Она была с водоносками – раненых носили мужчины, вплоть до приставленного к ней конвоя, а поили и перевязывали в густом кустарнике женщины – и теперь чуть ли не из последних сил пыталась отыскать тех, кому вода еще может понадобиться. Таких было немного, накатывался вечер, и ее товарки отчаялись. Им надо было поторапливаться, чтобы увезти родных в полузнакомый город, ибо с того конца замершего, покрытого трупами поля уже открыто выступили охотники до ночного промысла. Верно говорят, что после битвы поле принадлежит мародерам и что шакал бывает куда опасней тигра.
…Глаза ее сначала уловили знакомую стать буланого жеребца. Вард стоял, прислонившись к стволу коренастого клена, и из рубленой раны на плече, самой широкой, текла яркая и вязкая кровь. Серена тотчас подбежала. Вел он себя не совсем как разумный: всхрапывал, косился диким глазом и к своим царапинам не подпускал. Слава Богу, они все по касательной и кровь почти уже свернулась, подумала девушка.
– Ты как, лошадь, – ничего? Где еще задело? А где кошки? А…
Тут она увидела. Позади копыт, у самого ствола валялся Владетель, и альфарис готовился защищать его от всего света так точно, как кобыла отбивает волков от жеребенка. Серена пригнулась, пытаясь одновременно разглядеть рану и не угодить под копыта: арбалетная стрела прошила щеку под самым глазом и один Аллах знает, что сотворила внутри. Наконечник у таких – со смещенным центром тяжести и ради этого легко отламывается от древка. Сознание Эрбис потерял напрочь, но руки крепко сжимали тело Багира. Человек еле слышно дышал, кот – нет, однако Серена почувствовала легчайший, как крыло, трепет его мимолетной души.