Кот-Скиталец

Как-то изобразил Нашкбанд высокие огнедышащие горы, запечатанные снегом, и по виду это было благородное подобие тех хребтов и вершин, которые стерегли царство фараона. А посреди них он возвел прекраснейшую видом рукотворную гору, всю как бы в хитрых письменах деревьев, рек и ущелий, и была она превыше прочих, потому что стояла близко – а надо сказать, что народ Фараона еще не открыл для себя обратной перспективы.

– Что это? – спросил Фараон, когда увидел (а смотрел он первым по праву работодателя и заказчика).

– Это шатер Странников.

– Какое величественное строение – и ради каких-то всесветных бродяг! Я тоже хочу такое. Прямо сейчас и в натуре.

– Я не умею строить, как не могу растить кипарисы, сажать сады и вкладывать душу в лунноликих красавиц: мое дело – изображать.

– Ты разбудил во мне мечтание и жажду, – сказал сердито Фараон, – а теперь отнекиваешься. Знай, если не утолишь их – будешь умирать долго и гнусно.

– Раз так, я попробую, – ответил чеканщик. – Только я ведь и в самом деле не строитель шатров. Можно мне созвать друзей? На это потребуется сколько-то времени, они же вечно в пути; везде, где они ходили, эти мои друзья возвели таких шатров без счета, и они сумеют.

– Зови. Я осыплю их золотом, если справятся, – приказал Фараон.

– Им не золото нужно, о Фараон, – ответил Нашкбанд.

– А тогда что же? Я так и думал, что они люди весьма богатые, – сказал Фараон.

– Да, они богаты, – подтвердил чеканщик, но на вопрос господина не ответил, а тот его не повторил.

Но когда чаемые люди спустя какое-то время (в предании не говорится, как скоро) явились перед очи Фараоновы, тот недобро удивился: было их пятеро, четверо мужчин и одна женщина, и наряжены они были в латаные плащи и домотканые рубахи. И еще говорят, что лица их были без возраста и что обыкновенному человеку нельзя было смотреть на них прямо, так они были добры и светлы.

– Вот это чесальщик Халладж, – представил его Нашкбанд, – он умеет чесать и прясть такую пряжу, какая надобна для покрова шатра.

В руках того человека, тем не менее, не было ни кудели, ни гребня, ни прялки.

– Гм. Языком, что ли, он чешет? – усомнился Фараон.

– А это ткач, Газали, – невозмутимо продолжал чеканщик. – Он сотворит из нитей полотно и вплетет в него вечные знамения. Красильщица Фатима на семи ключевых водах сварит краски из семи горных трав и пропитает ими ткань, и наведет на нее узор, подобный рекам, долинам, цветам и деревьям. Палаточник Хайам раскроит полотно и сошьет. Аттар же, самый старший из них, составитель снадобий и продавец благовоний, будет воскурять их все время, пока его собратья будут трудиться, и в этом будет его доброе колдовство, потому что как моя чеканка – только знак описанного мной шатра, так и та работа, которую ты, о Фараон, получишь, должна стать прообразом того единственного и идеального Шатра, который будет строиться в нас и послужит нам домом по ту сторону грани.

И снова Фараон не заметил ни в руках, ни в котомках странников ничего похожего на орудия их ремесел, вот разве что посохи у мужчин и чашу в виде скорлупы большого ореха в руках у женщины.

– Гм, – покачал головой Фараон, – что-то темны твои речи. Ну ладно, сегодня работа – завтра деньги… Ах ну да, вы ж богатые, вас это не колышет. А пока вот что скажи, чеканщик: ты всем дело нашел, а центральный столб, колья и растяжки откуда возьмутся?

– Мы делаем младшую сестру горам, – объяснил Нашкбанд, – а горы сами подпирают небо, как палатку, и поэтому в опорах не нуждаются.

– Сказано хитро, – Фараон усмехнулся и поджал губы. – Больно ты для меня затейлив, я скажу! Но я так полагаю, раз то будет царский шатер, то это мое высокое достоинство будет ему и столбом, и опорами.

– Думай, как знаешь, о владыка, – ответил чеканщик.

И вот трудились мастера ровно семьдесят дней и семьдесят семь ночей, и ремесло их само шло им в руки и выходило из рук воплощенным чудом. Наконец, шатер воздвигся почти до неба увенчанной золотом головой, и был он зеленее, чем яблоко, нарядней весны, а на его верхушке горели луна и звезды.

Фараон остался доволен и вознамерился жить в шатре столько, сколько вздумается ему.

– Для того мы и создали тебе чудо, – сказал на это мастер Халладж. – Только помни, царь, что в нашей работе сплетено в единую нить мастерство шестерых, ты же будешь только седьмым. И никак нельзя тебе нарушать связь и вредить никому из нас, потому что работа тоже повредится и нарушится.

А о том, что именно его мастерство главное, Халладж не сказал Фараону, потому что был скромен. Фараон же возгордился тем, что Странники будто бы подтвердили его участие, а стало быть, верность его домыслов о головной опоре; и также затаил обиду за присвоение себе седьмого, а не первого номера по порядку.