Кот со многими хвостами

Эллери Квин «Кот со многими хвостами»

Глава 1

Удушение Арчибалда Дадли Абернети явилось первой сценой этой девятиактной трагедии, и местом действия был Нью-Йорк.

Надо сказать, обстановка в городе сложилась, мягко говоря, неблагоприятная.

Семь с половиной миллионов человек, обитающих на местности свыше трехсот квадратных миль, одновременно потеряли голову от страха. Штормовым центром феномена был Манхэттен — этот Готам[1], который, как отмечала «Нью-Йорк таймс», напоминал легендарную английскую деревню, чьи жители славились невероятной глупостью. И это не шутка, потому что в создавшейся ситуации не было ровным счетом ничего смешного. Паника, быть может, причинила куда больший вред, чем действия Кота: были и пострадавшие, не говоря уже о душевных травмах, нанесенных детям страхами их родителей, но в этом будут разбираться психологи, которым предстоит изучать неврозы следующего поколения.

В определении главных виновников охватившей общество паники ученые проявили полное единодушие. И одно из первых мест в этом списке было отдано газетам. Безусловно, нью-йоркская пресса несла определенную ответственность за происшедшее. Аргументы типа «мы всего лишь сообщали публике новости», как заявил редактор «Нью-Йорк экстра», звучали убедительно, однако никто не объяснил, почему новости о деятельности Кота сообщались публике с таким обилием кошмарных подробностей и откровенно карикатурных преувеличений. Разумеется, целью было продать как можно больше газет, и эта задача была решена настолько блестяще, что один из менеджеров отдела распространения признался в частной беседе: «Мы их по-настоящему напугали».

Радио также отводилось первое место. Общество одобряло каждого, кто выражал негодование в адрес детективных радиопередач, считая их главной причиной истерии, правонарушений, замкнутости, навязчивых идей, преждевременного сексуального развития, грызения ногтей, ночных кошмаров, энуреза и прочих отклонений от нормы среди молодежи Америки, но при этом не видело ничего дурного в том, как в сопровождении звуковых эффектов расписываются в эфире преступления Кота, словно то, что события не были вымышленными, делало эти передачи безвредными. Позднее признавали, и вполне справедливо, что одна пятиминутная сводка новостей об очередном подвиге душителя наносила удар по нервам слушателей куда более серьезный, чем все детективные программы, вместе взятые. Но к тому времени вред уже был причинен.

Психологи копали глубже. В действиях Кота, утверждали они, есть элементы, которые вызывают ужас на уровне подсознания. Имелся в виду способ умерщвления. Дыхание — жизнь, а его прекращение — смерть, поэтому удушение порождало такой страх. Кроме того, вызывал растерянность случайный выбор жертв — «выбор по капризу», как его определили. Человек, заявляли авторы концепции, смотрит в лицо смерти более спокойно, думая, что умирает ради какой-то цели. Здесь же цель явно отсутствовала. Это низводило жертвы до уровня букашек и делало их уничтожение не более важным событием, чем случайное раздавливание каблуком муравья, а защиту — абсолютно невозможной. И наконец — отсутствие каких-либо сведений об убийстве. Никто из живых не видел террориста за его жуткой и бессмысленной работой — преступник не оставлял никаких ключей к обозначению своего возраста, пола, роста, веса, цвета кожи, привычек, манеры речи, происхождения, даже биологического вида. Информации было так мало, что он мог оказаться и котом, и демоном. Неизвестность будоражила воображение. Бред становился реальностью.

Философы, со свойственной им широтой взгляда, обращали внимание на обширную панораму текущих событий. «Weltanschauung!»[2] — восклицали они. Земля — старый, сплющенный у полюсов сфероид — вздрагивала на своей оси от бесчисленных стрессов и постоянного напряжения. Поколение, захлебывающееся в кровавых водах века, пережившее две мировых войны, похоронившее миллионы убитых, умерших от голода и мучений, стремившееся к всеобщему миру и пойманное на циничный крючок национализма, съежившееся под непонятной угрозой атомной бомбы, беспомощно наблюдавшее, как стратеги дипломатии планировали тактику Армагеддона[3], который так и не наступил; поколение, которое уговаривали, убеждали, воспламеняли, подозревали, бросали на произвол судьбы, никогда не знающее покоя, являясь днем и ночью объектом давления противоборствующих сил, подлинные жертвы мировой войны нервов, — неудивительно, утверждали философы, что оно ударилось в истерику при первом же столкновении с необъяснимым злом. В мире, ставшем бесчувственным и безответным, угрожающем и угрожаемом, истерия не должна вызывать удивления. Если бы такое случилось не в Нью-Йорке, а в каком-нибудь другом месте, люди реагировали бы точно так же. Нужно понять, что они не поддаются панике, а приветствуют ее. Живя на планете, разваливающейся на кусочки, надо быть очень сильным для того, чтобы оставаться разумным. Фантазии служат убежищем для слабого.