Удивился, они очень разные эти белые, раньше я считал что они все на одно лицо — оказывается вовсе нет. За всех не скажу, а вот других пленных, что тут с нами, постепенно различать научился. Одни какие-то «северные», датчане, что ли, чем-то на Барбу похожи. Она с ними первые дни общалась, пока не умерла… Они все светловолосые и худые, и ведут себя спокойно, их спросят — ответят, что-то сделать надо — сделают. Не торопясь. А другие здешние — совершенно на них не похожи, чернявые и какие-то непоседливые. Их старший — седой, с длинными волосами. Когда рядом никого нет — садится и не работает. Остальные все работают, даже женщины, даже старший светлых датчан, хотя и он немолод. Почему так? А Никол тоже не такой как они — и от тех и от других отличается. Когда ночью «чернявые» хотели меня бить — заступился. И другого чернявого «белого» крепко по роже стукнул. Ещё сказал что-то резкое, отчего остальные не стали ввязываться. И мне наказал для общего спокойствия всё время рядом с ним быть — около него не трогают. Уважают и немного его боятся — я так думаю.
Ещё он меня «Мамаем» зовет. Я не против — не как в России, там как скажу им свое имя Мумбаи — все вокруг отчего-то смеются. Никол надо мной вообще не смеётся. Оказывается, он много лет уже как по морям на корабле ходит, всяких видел — он рассказывал. И несколько лет уже на африканском судне ходил. Много где был, много знает. Наш язык не знает, но немного арабского, немного французского — понимаем друг друга.
Вот как раз я за ними лучше и быстрее других пленных и забирался. Почему так? Так просто же всё! У меня просто лучше всех это получается. Еще младший «чернявый» посмотрел как я забрался — и тоже разок до верха пальмы залез — только исцарапался весь… А чего там такого уж сложного-то? Веревочкой ствол обхватил и забрался. У нас дома все умеют, и дети и взрослые, и мальчишки и девчонки сопливые — все, а те, кто не может, плачут — над ними другие смеются… Когда ему это объяснил — он опять со мной в драку полез. Больше ничему его учить не буду, глупый он и злой! Зарезать меня из-за чего-то хочет. Может ему моя Жадэ тоже нравится? Так моя она — чего тут спорить-то?
Светловолосые ничего не рассказывают. Несколько раз и они хотели толкнуть, а как с Николом рядом стал — отступились. А чернявые постоянно перешептываются. С их женщинами мы только днем видимся, когда нас чего-то строить заставляют. На ночь их забирают. В первые дни как мы здесь — видел что бьют их, потом меньше бить стали, но старшие мужчины что светлых, что темных — всё равно недовольны.
Так и шли тут дни за днями — ничего нового… А сегодня ночью что-то серьёзное произошло. Кто-то напал на этот остров, на это поселение. Кто — пока ещё непонятно, но они лучше подготовились, и всех здешних чёрных победили. Почему так подумал? Никол так сказал, а как стрельба началась — мы все шуметь стали, чтобы поняли где тут люди и в нас по ошибке не попали. Мы тут пленники и мы — мирные. Но пока утро окончательно не наступило и не рассвело — ничего толком понять нельзя было. А потом дверь открылась — на пороге двое, один молодой смуглый, а другой постарше Никола. Вот он всех оглядел, и его позвал. Так и сказал:
— Мичман — кто? На выход, — и Никол его понял. И я понял.
А Никол погрозил пальцем «чернявым» и сказал что
Ага, это у нас-то? «Срочных» и неотложных? Ну-ну! Не считая того, что нам вот-вот предстоит совершить… «Слегка переделанную» Мурку мои подельники восприняли должным образом. Удивились, конечно, но кое-кто даже и насвистывает в такт со мной. Фая вот, к примеру, ничему не удивляется, просто подпевает. Шепотом, конечно же. Тем более настрой и мандраж соответствуют предстоящему нам вскоре «мероприятию». Понятно, что громко шуметь мы слегка, всё же, опасаемся, хотя этот вот мелкий островок, на котором мы сейчас провели несколько вечерне-ночных часов, находится на расстоянии нескольких километров, примерно двух-трех, вблизи от острова