Кот-Супервизор и сын его Пушок

П: Да нет, вроде. Я же не социопат, а вот обижаюсь… Постой! Я, что, ненастоящий?!

К-С: Успокойся, настоящий. Но молодой. Пока еще не знаешь, что для нанесения обиды наличие значимого объекта – условие необходимое, но недостаточное. Второе условие – твоя МОДЕЛЬ значимого объекта. Ты ожидал, что Хозяин всегда готов заняться твоими проблемами, всегда чуток к тебе и внимателен, всегда выслушает, поймет правильно и скажет, что делать. Это – твоя модель Хозяина. Вчера она не подтвердилась. Вот ПОЧЕМУ ты обиделся. Обида – естественная (я бы сказал – рефлекторная!) реакция организма на несовпадения модели значимого объекта с реальностью. Причем лишь в том случае, если реальность оказывается «хуже» модели. Если лучше – получаешь восхищение.

П: Что-то слишком просто получается.

К-С: Ты так считаешь? Ну-ка снова ответь на вопрос: почему настоящего Кота трудно обидеть?

П: Тоже мне, бином Ньютона! Потому что он строит правильные модели своих значимых объектов!

К-С: Опять идеализируешь. Что значит «правильная модель»? Модель всегда неполна, а объект непрерывно меняется.

П: Ладно! Потому что он строит достаточно адекватные модели – и пересматривает их по ходу дела.

К-С: Верно! А обида – сигнализатор, что модель перестала соответствовать реальности: или реальность изменилась, или сам значимый объект переменился. Настоящий Кот не тратит время на переживание обиды – он просто пересматривает модель. Вот тебе ответ на вопрос – что с обидой делать.

Вообще обида – полезная штука, если в меру. Не исключено, например, что после пересмотра объект выйдет из зоны «значимых», и перестанет постоянно травмировать тебя. Однако для пересмотра модели требуется достаточно развитый интеллект. Ребенок зачастую просто не в силах эту работу сделать. Именно поэтому дитя-Гефест никогда не поймет и не простит мать-Геру (ведь матери так себя не ведут!) А взрослый Гефест – поймет и простит. Но мать для него, возможно, выйдет за пределы значимых объектов. Станет, скажем, просто женщиной с расшатанной браком нервной системой. [Пушок хихикает] Ты чего?

П: Представил себе, как младенец-Гефест, упавший в море, задумчиво смотрит вверх, на Олимп, и говорит: «Ништяк! Просто женщина с расшатанной нервной системой».

К-С: Отлично, сын! В этом второе и, возможно, главное отличие «детской» обиды от «взрослой». Слишком мал круг значимых людей у ребенка, и слишком они значимы, чтобы свободно менять «хорошие», но неадекватные модели на «плохие» – адекватные. Младенец вообще не может «сказать»: МАМА – ПЛОХАЯ. Отвергнуть мать (молоко, тепло, безопасность) – это смерть. Настоящая. Поэтому детские обиды – не просто обиды, это ТРАВМЫ. Они, как глубокие шрамы, никогда не зарастают. Чем ближе к началу – тем глубже шрам.

П: Хватит на сегодня, ОК? Мне подумать надо. Песенку споешь?

К-С: Заказывай жанр.

П: Устрашительно-ободрительный. С элементами древнегреческой трагедии.

К-С: С элементами? Пожалуйста! [Демонстрирует сыну картинку с древнегреческой скульптурой – крепенький младенец борется с двумя толстыми змеюками – и поёт]:

Любая мать, презрев свой долг,

Пусть цену твердо знает:

Любой младенец – это Бог,

А Бог – он покарает.

И не надейся, что Гефест,

Не уповай на случай.

А если бог войны – Арес?

А если Зевс могучий?

Но выбор есть, и он неплох:

Ты просто принимаешь,

Что твой младенец – это Бог,

И с ним в Олимп вступаешь.

К-С: Ну как?

П: Жанр выдержан. Только, папа, младенцы – они тоже всякие бывают…

К-С: А это уже другой вопрос, божественный ты мой. Мы же сегодня говорим о детской травме, не о родительской. Но и родительская стоит на том же фундаменте: неадекватная модель. Твоего собственного ребенка. Помнишь: «Ну что ж, ничего, – подумала она, – ведь из него мог выйти очень противный мальчишка. А так получился очень симпатичный поросенок!»

П: [смеясь] Но это несерьезно!

К-С: «Алиса» – очень серьезно! Поймешь позже. А сейчас можешь почитать Гельмута Фигдора «Дети разведенных родителей: между травмой и надеждой». Вот тебе цитата на сон грядущий: