Кот ушел, а улыбка осталась

— Красиво-то красиво, — сказал главный начальник. — А что будет, если у вас буква «и» погаснет?

Тягостная пауза.

— Вот именно! И будет под Москвой ресторан имени предателя родины, японского шпиона Лаврентия Берия.

Букву «б» заменили на букву «в». И ресторан стал называться «Иверия».

От гостиницы отъехали в таком составе: две «Чайки» с семьей Копполы, три «Волги» с переводчиками, фестивальной службой и свитой Копполы, «мосфильмовский» рафик с кинокритиками, микрик со съемочной группой с ЦСДФ, лихтваген. И мы на синем «жигуле» — Софико, художник Коля Двигубский, Шухрат Аббасов и его приятель, маленький узбек в тюбетейке, с медалью «Ветеран труда» на лацкане пиджака.

— Какой ужас! Вся эта шобла с нами за стол сядет? — нервничала Софико.

— А куда деваться.

Я затормозил у телефона-автомата, позвонил в «Иверию» и попросил, чтобы стол организовали не на пятнадцать, а на тридцать человек и еще отдельный стол — на восемь, для водителей. А закуски пока не ставили.

Когда приехали и все расселись по своим столам, Софико сказала Копполе:

— Фрэнк, есть два варианта: можно заказать обычный ужин, это примерно та же еда, что ты ел вчера, или простой крестьянский ужин, какой грузинские крестьяне едят каждый вечер.

— Я люблю простую еду, — сказал Коппола.

— Неси всем лобио, зелень, сулугуни, хлеб, семь бутылок водки и тридцать «Боржоми», — заказал я.

— Все? — спросил официант.

— Нет, подожди, — сказал маленький узбек в тюбетейке, — Георгий, знаете, что еще вкусное крестьянское? Сациви. Это вареная курица с орехами, — объяснил он переводчику. Тот перевел.

— Сациви всем? — спросил официант.

— Мне не надо, — сказал я.

Софико и Двигубский тоже отказались. Остальные заказали сациви.

Я открыл меню и начал искать, сколько стоит сациви.

— Все? — спросил официант.

— Все, — сказала Софико, — неси.

— Нет, подожди. Софья Михайловна, а знаете, что еще любят грузинские крестьяне? — не унимался маленький узбек. — Грузинские крестьяне любят молодого барашка, зажаренного целиком.

— Сейчас не сезон, уважаемый. Неси то, что уже заказали, — велела Софико официанту.

Официант пошел выполнять заказ.

— Откуда он взялся, этот идиот? — спросила у меня Софико по-грузински.

— Шухрат привел, — ответил я ей тоже по-грузински.

Шухрат услышал свое имя и пожал плечами, мол, все понимаю, но ничего не могу поделать.

Когда официанты принесли водку «Столичную» и воду «Боржоми», маленький узбек спросил:

— Георгий Николаевич, а вино «Киндзмараули» они пробовали?

— Не пробовали, — сказал переводчик.

— Вино «Киндзмараули» сколько бутылок? — тут же спросил официант.

Софико посмотрела на меня, вздохнула и сказала:

— Неси пять бутылок, а потом посмотрим.

И тут я увидел, как другой официант несет на подносе восемь банок с черной икрой и лососину к столу водителей. Маленький узбек тоже увидел.

— Георгий Николаевич, здесь черная икра есть! Спроси, — велел он переводчику, — они черную икру любят?

— Любят, — уверенно сказал переводчик.

— Черную икру сколько? — спросил официант. Мы с Софико посмотрели друг на друга. «Оставлю паспорт, завтра деньги сниму с книжки и расплачусь», — решил я.

— Черную икру неси всем! — сказал я. И успокоился.

Вечер прошел хорошо. Было весело. Софико, умная и обаятельная, была прекрасным тамадой. Оркестр, не прекращая, играл музыку из «Крестного отца» и «Мимино». Потом на сцену вышел Джулио и спел арию из оперы «Паяцы». После него худенький кинокритик в роговых очках, Фима Розенберг, со сцены спел «Сколько я зарезал, сколько перерезал, сколько душ я загубил, только тебя, занозу сероглазую, больше я всех полюбил». Ему казалось, что эта песня в стиле фильма «Крестный отец» и Копполе должна понравиться. А чтобы не обидно было и мне, критик спел песню на слова Евтушенко, которая звучит в ресторане в фильме «Мимино»:

В стекло, уткнув свой черный нос,

Все ждет и ждет кого-то пес.

Я руку в шерсть его кладу,

И тоже я кого-то жду…

Когда ужин подошел к концу, я попросил официанта принести счет.

— Все оплачено, — сказал официант и посмотрел на маленького узбека.

Маленький узбек виновато развел руками и застенчиво улыбнулся.

НЕ КАРУЗО!

После того как я снял фильм по роману Марка Твена, меня стали приглашать на приемы в американское посольство. Поскольку там были виски и сигареты «Мальборо», которых не было в продаже, ходить туда мне нравилось. На одном из таких приемов в честь Дня Независимости моя подруга Мила Вронская, которая работала в посольстве преподавателем русского языка, подошла ко мне с женой американского посла и сказала, что жена посла в восторге от моего фильма «Афоня».

— Трогательный фильм, — сказала жена посла.

— Спасибо.