Кот ушел, а улыбка осталась

К вечеру нашли. Договорились. Когда вернулись в гостиницу, нам сказали, что звонили из посольства и просили перезвонить по такому-то номеру. Позвонили. Женский голос на том конце провода сообщил, что наш сценарий они еще раз внимательно прочитали и решили, что это комедия, все условно.

— Так что снимайте, как было запланировано.

— Посол, наверное, прочитал. Умный, — решили мы.

На следующее утро, когда начали снимать сцены у посольства, ко мне подошел дежурный дипломат и протянул записную книжку:

— Ваша?

— Моя.

— Вы вчера забыли на столе в приемной.

— Вот теперь все встало на место, — сказал Саша Хайт, когда дежурный отошел. — Раскрыли они твою книжицу, полистали и видят: на букву К — Крючков (председатель КГБ), на букву М — Матросов (начальник пограничных войск СССР), на букву С — Степанов (начальник секретариата министра иностранных дел), на букву Ш — два: Шахназаров (помощник президента) и Шеварднадзе (министр иностранных дел). И они поняли: с владельцем этой записной книжки лучше не связываться.

В тот день мы первый и последний раз поссорились с Жераром Дармоном. Снимали сцену, как Мераб лезет через чугунную ограду советского посольства, а австрийские полицейские пытаются его задержать. Жерар попросил снять этот кадр без репетиции. Включили камеру.

— Начали! — скомандовал я.

Жерар подпрыгнул, схватился за чугунные прутья, подтянулся и полез через ограду. Австрийские актеры в форме полицейских подбежали, схватили его за ноги и потянули. Жерар начал кричать и брыкаться. Он так истошно орал и так отчаянно лягался, а полицейские так правдоподобно отдирали его от ограды, что мне не хотелось останавливать камеру. А когда наконец я скомандовал «стоп!» и «полицейские» отпустили Жерара, он содрал с руки часы, что есть силы бросил их об асфальт и, указав на меня пальцем, заорал:

— Мердо! Данелия мердо! — и убежал.

— Что с ним? — спросил я Зураба.

— Он возмущен, что вы не остановили съемку.

— А ты почему молчал?

— Я говорил, вы не реагировали…

Выяснилось, что австрийские актеры не изображали, что отдирают Жерара, а на самом деле что есть силы тянули его за ноги, и он еле удержался, чтобы не отпустить руки и не разбить лицо об асфальт.

— Тогда съемки остановились бы надолго, — сказал мне Жерар, когда я вечером пришел к нему в номер извиняться.

— А часы при чем?

— А часы так врезались мне в запястье, что казалось — кость сломают.

За все время съемок этот конфликт был у нас первым и последним. Работали мы дружно. Жерар доверял мне, а я ему.

СЪЕМКИ В ИЗРАИЛЕ

В Израиле первым ассистентом и главным моим помощником на площадке был Саша Кляйн. Группа работала быстро и четко. Никаких претензий у меня не было. Единственное, что меня раздражало, — это то, что у каждого члена группы была рация и любое мое распоряжение, ну, скажем, переставить кувшин, дублировалось и вызывало такую волну переговоров, можно было подумать: война началась, а всего-то надо было кувшин на втором плане подвинуть на полметра.

Завтрак был в 5 часов утра. Возле съемочной площадки ночью разбивали большой шатер и готовили пищу. Кормили очень качественно, быстро и независимо от ранга. К великой радости Юсова, менять точки съемок, как всегда, я не мог. Было свободно только то пространство, в направлении которого мы должны были снимать, а все остальное с вечера было занято шатром, машинами, техникой.

Работали, как и везде, в две смены. В шесть утра начинали снимать, снимали до десяти вечера. Но в Израиле на этом мой рабочий день не заканчивался. В гостинице меня ждали актеры, претенденты на эпизодические роли. С ними мы оговаривали костюмы и репетировали текст. Из-за того, что график съемок сдвинулся, актеров, отобранных для эпизодов, надо было набирать заново, почти всех (кто-то уехал, кто-то снимался в других фильмах). На следующий день опять завтрак на площадке в пять утра, независимо от того, на каком расстоянии находится от гостиницы эта площадка, и если площадка в тридцати километрах, значит, надо выезжать в четыре. А после съемок в гостинице меня опять ждали актеры. Выходной у группы был в субботу — шабат. А мы с Вадимом Юсовым, Сашей Хайтом и Димой Такаишвили ездили и выбирали натуру. Ассистента, с которым мы в прошлый приезд определили все съемочные площадки, Александров уволил, и он уже работал на другой картине в Австралии, а все карты и записи остались у него. Так что нам приходилось и натуру выбирать заново. А в воскресенье опять в пять утра завтрак на площадке и работа в две смены, а после съемки в гостинице ждут актеры.

Через три недели во время съемок я потерял сознание. Отвезли меня в больницу, пять часов исследовали: кровь, давление, узи, томографию, еще что-то. Собрали консилиум. Посовещались и поставили диагноз:

— Тотальное переутомление. Надо отдохнуть. Хотя бы месяц.

— А я-то думал, что-то серьезное, — обрадовался Саша Кляйн. — Георгий Николаевич, сейчас в гостиницу и до трех отдыхаете. А в три едем проезды Сени снимать.

ЕВРЕЙСКАЯ ЦЕНЗУРА