Кот ушел, а улыбка осталась

— Господин Данелия, я понимаю, очевидно, дома вы привыкли так работать, но Израиль — демократическая страна, у нас все обязаны соблюдать Женевскую конвенцию по правам человека.

— Хорошо. Ладно. Больше не буду.

И Шпильман уехал. Потом на площадку приезжали фотокорреспонденты и разочарованные уезжали, а вечером позвонил Сеня Черток (кинокритик, уехавший в Израиль) и спросил:

— Гия, я знаком с их главным редактором. Хочешь, попытаемся дать опровержение?

— Спасибо, не надо! Еще больше внимания привлечем.

На следующий день на площадку приехал советский дипломат Александр Оня (фамилия и имя условные). Он отвел меня в сторонку и спросил, что за треп про наручники.

— Просто дурака валяли, — ответил я.

— Я так и сообщил, что это фантазии желтой прессы.

Несколько дней мы ждали реакции. Реакции не было, и мы поняли, пронесло! Спасибо Александру.

Между прочим. В то время дипломатических отношений с Израилем не было, но группа израильских дипломатов работала в голландском посольстве в Москве, точно так же на территории финского посольства работали советские дипломаты в Иерусалиме. Отношения у нас с ними были прекрасные, они нам много помогали.

Когда закончился съемочный период, Саша Хайт стал вице-президентом Фонда детского кино Ролана Быкова, а Зураб стал вторым режиссером на этой картине и прекрасно организовал монтажно-тонировочный период.

А через много лет мы с Зурабом снова встретились. Я попросил его быть моим переводчиком, когда был членом жюри фестиваля телевизионных фильмов в Монте-Карло. На этом фестивале кинокритик из Израиля спросил:

— В свое время слышал, что во время съемок в Тель-Авиве вы наручниками приковали к себе переводчика. Господин Качкачишвили тот переводчик?

— Тот…

— Здесь бы ему тоже наручники не помешали. Нам еще повезло, что вы по-английски понимаете.

ИЗРАИЛЬТЯНЕ

За пять дней до конца съемок в Израиле, в шесть утра, во время завтрака в шатре, появился Шпильман и громко объявил, что израильская группа сегодня работает только до обеда. И пока Александров не переведет деньги за услуги, студия «Израиль-фильм» больше с ним не сотрудничает.

— Господин Шпильман, эту радостную весть вы могли бы сообщить после обеда. Мы хотя бы до обеда работали в хорошем настроении! — сказал я.

Шпильман уехал. Из тонвагена позвонил в Париж Константину, разбудил и рассказал об ультиматуме. Константин заявил с трагическим пафосом, что эти евреи выставили ему такие космические надбавки за переработку, что он подаст на Шпильмана в суд.

— А нам как быть? Сегодня с двух до трех мы должны снимать полицейский участок, а в режим — Гамлета у катера. И вообще, нам осталось снять в Израиле еще четыре сцены.

— А нельзя все это снять в России?

— Нельзя. Константин, если мы сегодня не снимем полицейский участок и Гамлета, их не будет в картине.

— Ладно, я постараюсь решить этот вопрос.

Между прочим. Съемки были плотно расписаны по часам и по дням. Если по каким-то причинам не успели снять объект, его уже в фильме не будет.

Когда я вернулся на площадку, ко мне подошел бригадир осветителей и сказал, что израильская группа будет работать сегодня до конца смены и завтра две смены. Бесплатно. А больше они по закону не могут. Так что полицейский участок и Гамлета у катера в тот день мы сняли. Спасибо израильской группе.

Между прочим. Деньги Константин взял в кредит у своего друга Джереми Даду. Фильм в Израиле мы досняли.

БОМЖПАКЕТЫ ДЛЯ ИЗВЕСТНОГО РЕЖИССЕРА

В конце съемок, чтобы закончить все формальности с «Израиль-фильмом», в Тель-Авив прилетел Константин Александров. Вечером он пригласил меня на ужин в ресторан и там со скорбным видом сообщил, что фильм не получился. Я объяснил, что по материалу трудно судить. Надо сначала отобрать дубли (во время съемок в Израиле мы дубли не отбирали, не было времени), смонтировать, озвучить, подложить шумы, музыку, и только тогда будет понятно, получилось кино или нет. Константин вздохнул и сказал, что фильм он уже смонтировал, за исключением двух последних сцен. Видеокассета у него с собой, можно посмотреть. Оказалось, что, пока мы снимали, Константин, не сказав ни слова, в Париже нанял монтажера, отобрал дубли и смонтировал фильм. И этот его шедевр мы посмотрели у меня в номере. «Непечатное слово!» — подумал я.

— Что молчишь, скажи что-то, — сказал Константин.

— Не могу понять, это так омерзительно, потому что склеено безграмотно, или вообще все плохо? Если ты решил учиться монтажу, мог хотя бы проконсультироваться!

— Мы монтировали по сценарию.