Кот ушел, а улыбка осталась

На следующий день после показа фильма «Совсем пропащий» Вадим улетел в Москву, на съемки. Вадима я проводил в аэропорт. Когда вернулся, на фестивальный просмотр опоздал. Пошел в бар. Там за столиком давала интервью Харри Андерссон. Вокруг были журналисты с камерами и микрофонами. Шведская актриса Харри Андерссон была звездой номер один на этом «Фесте». Я подошел к стойке. Там пил виски с содовой высокий блондин в блейзере. Я тоже заказал виски с содовой.

— Не пошли на фильм? — спросил блондин. — Я видел, ничего не потеряли, венгры сняли про англичан. Меня зовут Йорн Дорн, сценарист.

— Георгий Данелия, режиссер.

Выпили. Посидели. Я заказал еще виски, себе и Йорну (на сей раз деньги у меня были). Потом Йорн тоже заказал виски, себе и мне. Потом я — себе и ему…

Пресс-конференция закончилась, журналисты ушли, бар опустел. Харри Андерссон подошла к нам.

Я встал:

— Здравствуйте, Харри.

— Добрый вечер, — ответила Харри. И я понял, что она меня не узнала.

— Это Джордж, из Москвы, — сказал Йорн. Оказалось, что он муж Харри Андерссон.

— Я была в Москве, — сказала Харри.

— Я знаю.

— Как поживает Роман Кармен?

— Хорошо.

— Очень приятный человек.

— Да, легендарный. Он снимал войну в Испании. Я не стал говорить, что у меня дома фотография, на которой Харри Андерссон, Роман Кармен, Настя Вертинская и я запечатлены в вестибюле Дома кино. Нас сфотографировали, когда Харри была в Москве с фильмом «Лето с Моникой» (фильм И. Бергмана, где Харри играла главную роль).

Харри заказала себе мартини, а нам с Йорном еще по виски. Выпили.

Пора было идти ужинать.

— Посчитайте мне за всех, — сказал я бармену.

— Не надо. Мы заплатим, — сказал Йорн.

— Я прошу!

— О'кей, тогда за ужин платим мы, — сказала Харри. Я согласился (ужин для гостей фестиваля был бесплатным и вино к ужину тоже). Мы сидели в центре зала, втроем за столиком, специально зарезервированным для главной звезды, пили красное вино. Народу было немного. Фестивальный просмотр еще не закончился.

— Вы на этом фестивале с фильмом? — спросили Харри.

— Да, вчера показывали.

— Русский фильм по Марку Твену? — спросил Йорн.

— Да.

— Мы не смогли пойти, были заняты, — сказала Харри.

— А почему вы обратились к американскому писателю? — спросил Йорн. — В России много своих великих классиков: А. Чехов, Л. Толстой, Ф. Достоевский.

— С детства люблю Марка Твена.

Первая книга, которую прочитала мне вслух мама, была «Приключения Тома Сойера».

— И все-таки я считаю, что лучше, когда про Америку снимают американцы, а про Россию — русские, — сказал Йорн.

— По вашей логике получается, что я должен снимать фильмы только по произведениям грузинских авторов, — сказал я.

— Вы грузин? — спросила Харри. — Да.

Харри сказала, что недавно видела один грузинский фильм, который ей очень понравился.

— Там гениальный актер играет старика.

— А как фамилия актера, не помните?

— Помню. Серго Закариадзе.

— А кто режиссер?

— Не знаю.

— Кажется, я знаю…

Я уже понял, что речь идет о фильме «Не горюй!», который прошел с успехом в скандинавских странах (фильм купили 89 стран).

— И кто? — поинтересовалась Харри.

— Догадайтесь.

— Вы?

— Я, — сказал я скромно.

— Действительно?!

— Действительно.

И она вдруг опустилась передо мной на колени, сложила ладошки, склонила голову и сказала:

— Благодарю.

Большой зал ресторана. У столика в центре звезда фестиваля номер один — на коленях перед советским режиссером. Зал замолк. Засверкали блицы фотокамер. Сенсация. Естественно, я ее поднял и сам рухнул перед ней на колени и воскликнул:

— Харри, что я могу для вас сделать? Приказывайте!

— Она любит русскую песню «Очи черные», — сказал Йорн Дорн.

— Спеть? — спросил я Харри.

— Да.

Я поднялся с колен, выпил бокал вина для храбрости и подошел к пожилому пианисту в белом смокинге, который тихо наигрывал на рояле. Перед роялем на стойке стоял микрофон, я снял его, постучал по нему. Микрофон работал.

Йорн встал и громко объявил:

— Внимание, внимание! Сейчас грузинский режиссер Джордж Данелия будет для нас петь!

— «Очи черные», ля минор, — сказал я пианисту. Пианист кивнул и заиграл. Я запел. (Сейчас, когда пишу, мне это стыдно вспоминать.) Когда закончил, все вяло поаплодировали. Я поблагодарил пианиста.

Пошел к столику, меня остановила знакомая журналистка Гордана Иванович и спросила:

— Георгий, тебя что, в Голливуд пригласили?

— Почему ты так решила?

— А зачем она на колени упала?

— Ей мой фильм понравился.

— Неправда! Ее вчера на просмотре не было. Она хочет у тебя сниматься.

— Никто меня никуда не приглашал. Ей понравился мой фильм «Не горюй!».

— А я не видела. Ладно, напишу твою версию. Читай завтра «Вестник», там и фото будет!

Когда вернулся, за нашим столиком сидел югославский режиссер Владко Милович.

— Вы прекрасно спели. Спасибо, — сказала Харри. — Вы знакомы?

— Да.

— Содруг Данелия, мы здесь спорим. Разве вы «Отец солдата» сняли? — спросил Владко по-русски.

— Нет. «Отец солдата» снял Резо Чхеидзе.

— А Харри почему-то убеждена, что это ваш фильм.

Как током стукнуло! Грузинский фильм с гениальным стариком в главной роли! Конечно же, это «Отец солдата»! Идиот! Кретин! Осел!