Мэтт смотрел в пол. Луи, повинуясь загадочному кошачьему импульсу, нетерпеливо мяукнул и дернул хвостом, как будто требуя от него продолжать признания.
Мэтт поднял голову. Взгляд его был абсолютно, смертельно тверд:
— Я бы изувечил его, Темпл, если бы успел. Я не уверен, что смог бы себя остановить.
— А если бы он по-прежнему был сильнее тебя? Он бы мог тебя самого изувечить, убить, снова сделать своим рабом…
Мэтт помотал головой:
— Сейчас уже нет. Он больше не опасен… не был опасен для меня. Знания — это сила, а сила — это искушение. Я так долго думал о том, как встречусь с ним, встану перед ним, о том, что я с ним сделаю… что теперь я уже почти не уверен… может быть, я это сделал?
— Мэтт!.. Ты бы помнил!..
— Ты уверена? «Отрицание» — есть такой термин в психологии. Это тип психологической защиты, вроде шапки-невидимки. Оно делает невидимым не тебя самого, а только те вещи, которых ты не хочешь видеть. Я помню трагедию в моем первом приходе: в школьном туалете был найден труп младенца. В унитазе, — Темпл ахнула, и он на мгновение закрыл глаза, а когда открыл, больше не смотрел на нее. — Пуповина была не перерезана… Он утонул сразу после рождения или даже во время родов. Это был общий туалет, много кабинок, школьники приходили и уходили большими группами, человек по тридцать. Понятно, что мать ребенка была там в это время… Скандал замяли. Церковь в то время лучше умела прятать концы в воду. И они, наконец, нашли мать — убийцу и жертву одновременно. Одна из самых молоденьких монахинь. И она ничего не помнила. Ни про роды, ни про то, что им предшествовало… Ничего. Все это было настолько чуждо ее воспитанию, религии, убеждениям, что она просто выкинула из памяти все события. Но, правда, не смогла выкинуть их из своего тела… Назовем это формой истерической или психопатической слепоты. Боюсь, этим страдают многие служители церкви. Стремление к святости ослепляет человека до того, что он становится просто дьяволом. Посмотри, что я сделал со своей квартирой. А я практически не помню, как делал это.
— Это — но не своего отчима! — закричала Темпл в ужасе. — Ты не псих, Мэтт! И я тоже не псих. Я знаю, что ты этого не делал! Ты не убивал его!
Мэтт слабо улыбнулся, измученный своим самоанализом, но благодарный ей за стремление защитить:
— Это ты лейтенанту Молине будешь объяснять. Она уже указала тебе на то, что ты не разглядела в Максе Кинселле террориста из IRA.
Глава 19
Наедине с телефоном
Мэтт сидел у телефона в одиночестве в своей квартире.
Выражение «свободный день» значило для него больше, чем для других. Ночная работа делала каждый его день «свободным», так сказать. Она освобождала нормальные рабочие часы для его ненормальных поисков правды: правды об отце Фернандесе и, возможно, о себе самом.
Он долго отлынивал. События его личной жизни и удивительные вещи, сумасшедшим образом связывающие его прошлое и настоящее: Темпл со своим «Гридироном» и работой в «Хрустальном фениксе», нелепая и страшная смерть его отчима там же и странное совпадение обстоятельств этой смерти с драматическим исчезновением Фокусника Макса, — отвлекли его на время от неприятной миссии. Но теперь хватит.
Теперь телефонная трубка снова, как в прошлый раз, была прижата к его левому уху, а правая рука бездумно чертила кружочек за кружочком на странице блокнота.
— Кто, вы сказали, был помощником пастора, когда отец Фернандес служил в Святом Розарии?.. Фрэнк Буцек. А как мне с ним связаться? Я знаю, что прошло много времени… Семинария Святого Винцента. Индиана.
Мэтт прилежно повторил информацию, делая вид, что записывает. Делая вид — но не нацарапав ни одной буквы. Да он и не смог бы, наверное, потому что все его внутренности сжались в ледяной железный комок.
Отец Фрэнк Буцек. Давным-давно, сто лет назад, он был помощником пастора в Святом Розарии в Аризоне. А через много лет после этого — духовником и наставником Мэтта в семинарии в Индиане.
Его образ явственно нарисовался перед глазами на белой стене спальни. Обычный мужчина в черной сутане. Лысеющий, с высоким лбом и серыми глазами, острыми, как ножи. Преданный делу, энергичный — еще один идеальный пастырь. А задолго до семинарии он, значит, помогал отцу Фернандесу в его служении в Святом Розарии в Темпе. Ниточка от прихода Девы Марии Гваделупской привела Мэтта прямиком к собственному церковному прошлому.
Отец Фартер — так называли его старшие семинаристы. Мэтт тогда не знал, почему. Позже узнал: эта кличка происходила от Фрэнка Фартера, любителя переодеваться в женскую одежду, из телеспектакля «Ужас на скалах». В те дни Мэтт знал, о чем эта пьеса, только по пересказам. Он подозревал, что полиция нравов запрещала ее в пятидесятых годах. А сегодня фильм по ней стал культовым — явно не потому, что был хорошим, а как раз по причине его отвратительности.