Кот в малиновом тумане (ЛП)

— Секуляризация редко разрешается. Большинство бывших священников уходят без благословения, попадают во что-то вроде морального лимба[82]. Мне пришлось жениться в епископальной церкви, а ты свободен оставаться католиком…

— Я еще не свободен, — перебил Мэтт. — Когда вы женились… ваша жена была вашей первой женщиной?

— Нет. Я не был девственником. Я… честно говоря, слегка ополоумел, когда оставил сан. Не знал, как и что, в моем уже не юном возрасте… Пустился во все тяжкие. Экспериментировал, прежде чем нашел то, что мне было нужно.

Мэтт почувствовал, что краснеет.

— Я спрашивал не об этом… Просто хотел знать, была ли ваша жена первой женщиной, с которой вы стали встречаться. Обычно бывшие священники женятся на бывших монахинях. Но вы сказали, что она вдова.

— Сэнди уж точно не монахиня. Слушай, Мэтт, если ты намерен ходить вокруг да около, то это зря. Лучше сформулируй конкретно, что ты хочешь узнать, и спроси прямо. — Он смущенно покосился на Мэтта. — Тогда и не узнаешь больше того, что тебе положено. Ну, вот, мы опять вернулись к прежним временам: я выдаю директивы, ты слушаешь. Но я, по крайней мере, прошел это испытание прежде тебя. Это хуже всего — пытаться социализоваться в миру, среди множества женщин, с которыми теперь следует общаться совершенно иначе и непонятно, как. И еще — пережить привычку избегать их, уклоняться от них, которую мы получили в семинарии.

Мэтт кивнул:

— А что делать с положениями церковной доктрины? Теперь, когда я в миру, кажется совершенно невозможным жить согласно церковным правилам.

Фрэнк рассмеялся от всей души, выпустив напоследок целое облако дыма, затушил сигарету подошвой на цементе, потом подобрал окурок и аккуратно завернул его в вынутую из кармана бумажную салфетку, прихваченную в какой-то закусочной.

«В этом весь отец Проныра, страшный чистюля, — подумал Мэтт. — Как ему удалось совершить удивительный переход между священством и светским мировоззрением?»

— Что, ты уже чувствуешь свою большую близость со смущенными прихожанами, которые явились на исповедь? Да, это нелегко. Мы покидаем священство такими же, какими пришли в него — неловкие гадкие утята, несмотря на всю свою утонченность. Чересчур образованные, чрезмерно этичные и совершенно неопытные в жизни. Разве ты до сих пор не понял, что нет ни малейшей возможности не грешить в миру? Невозможно быть безгрешным, не утратив при этом человеческой сущности и человеческих чувств. Секрет состоит в том, чтобы выбирать грехи, которые наносят меньший вред другим и тебе самому.

– «Не навреди», — процитировал Мэтт клятву Гиппократа, которую принимают врачи. — Принцип Дао, не так ли?

— Ага. Мы воспитаны в культуре и церкви, которые настаивают на том, чтобы мы творили добро. Даже если это означает перенос нашего понимания добра на людей, у которых другие понятия. Я пришел к выводу, что в духовной сфере отсутствие злого умысла важнее для человеческой души, чем наличие строгой системы заученной нравственности. От навязанных понятий «добра», принятых в обществе, пострадало больше народу, чем от того, что людям позволялось быть людьми.

Мэтт вслушивался в каждое слово, понимая, что, оставив служение, Фрэнк автоматически сделался отверженным, парией. Его женитьба, несанкционированная церковью, в которой он вырос и принял сан, была тому иллюстрацией. А он, Мэтт, может оставаться чистым и незапятнанным, если будет вести себя согласно заповедям и Святому Престолу.

Он может жениться в церкви, если сумеет найти неразведенную женщину. Если ему повезет, он может даже найти достойную партнершу на всю оставшуюся жизнь с первого раза, совершив только не слишком большой грех потакания влечениям плоти, и пойдет к венцу невинным, как Дева Мария, избежав множества сексуальных проб и ошибок. Однако, здесь таится ловушка: искать партнера исключительно по таким критериям — все равно, что шарить наощупь в темноте, и оба они почти вслепую пойдут на самый важный в их жизни шаг. Такой союз чреват разводом, а развод ввергнет «идеального» бывшего священника в окончательный целибат на всю оставшуюся жизнь.

Мэтт начал понимать, что имела в виду Темпл, когда спрашивала его, что, во имя всего святого, он намерен делать со своей жизнью. Темпл притягивала его, но с ней было множество проблем. Прежде всего, она не была католичкой и не понимала и не принимала тонкостей католических правил. Может быть, именно поэтому она ему так нравилась.

— Теология и человеческие пристрастия никак не смешиваются. Вода и масло, — сказал он, наконец.

Фрэнк кивнул:

— Человеческие пристрастия всегда греховны, но нечеловеческие пристрастия еще хуже.

— Вы меня снова поучаете?

Фрэнк покачал головой:

— Предостерегаю. Это нелегко. По сравнению с этим, проверка отца Фернандеса была парой пустяков.

Мэтт напрягся:

— Так вы пришли, чтобы рассказать мне?..