— В смысле «серенькая»? — застопорился Крутицкий.
— В смысле фамилия такая. Вы вот Крутицкий, а я Серенькая! Что непонятного? Папа Серенький, мама Серенькая и дочка тоже Серенькая… — девушке хочется рассмеяться, но боль в руке напоминает, что дело в чём-то ином, нежели ошибка в работе, — Вы мне руку-то отпустите, мы с Вами не на ковре, — это Олеся зря сказала, но слово не воробей, прилетит и огребёшь, — У нас разные весовые категории, не заметили?
— Значит Серенькая?
— Ну!.. Лучше, конечно, Сиренька, но, видно, ошибочка орфографическая закралась…
— Серенькая…
Господи, что у него заело? Вроде её об вешалку слегка приложили, а у мужика крыша поехала… и вцепился, как клещ. Больно же!
— Может, Вы что перепутали? — с надеждой тянет Олеся.
— Нет, — резко обрывает Крутицкий, — Это ты, мелкая тварь, перепутала!
Опять?!!
— Привёз тебя сюда мой отец, Крутицкий Игорь Ростиславович. Я ехал за вашим такси, как только вы вместе ушли с благотворительного вечера. Не терпелось отца уложить в постельку? А ничего, что пасынок старше мачехи мог бы быть? Хотя такую шалаву это вряд ли волнует, не правда ли?
Теперь у Олеси голова пошла кругом…
— Вы сын Игоря Ростиславовича?
— Да, я его сын! Не ожидала? Думала, что одинокого старика вокруг пальца обводишь? А его есть кому защитить.
— Давайте разберёмся…
— И так всё понятно! Дурочку-то из себя не строй! На тебе платье и украшения моей матери…
— Игорь Ростиславович сказал, что платье, туфли и прочее он взял в прокате… А украшения… Они что, настоящие? Мама моя, а если б что-то сломалось или серёжка потерялась, — Олеся перепугалась не на шутку. Наплевать на Крутицкого-младшего, но как так мог поступить с ней его отец. Доверие. Правда. А сам?..
— Отпустите… пожалуйста…
Крутицкий отпустил девушку, и она неловкими движениями, потому что рука затекла и болела, начала снимать украшения, а потом расстёгивать платье. Опомнилась, что делает это в присутствии мужчины, встала, открыла дверцу шкафа и за ней, как за ширмой начала судорожно снимать с себя одежду. Нацепила первое попавшиеся платье и вышла из-за дверцы.
— Я сейчас всё сложу и заверну, — безжизненным голосом в некуда произнесла Олеся, — Забирайте и убирайтесь! Можете проверить, себе ничего не оставила…
— Вы оставите моего отца в покое! — безапелляционно потребовал Крутицкий- младший.
— Это Вы с ним сами объясняйтесь, а меня впредь прошу не беспокоить, господа Крутицкие!
— Она ещё и обиженную из себя строит! Страдалица… Бедная серенькая мышка, — издевательски сделал акцент на созвучии её фамилии и описании мышки.
— Вы получили, что хотели? К Вашему отцу я близко не подойду, хотя он и не заслужил такого отношения с моей стороны, — голос начал прерываться, но девушка сделала над собой усилие и продолжила, — Когда всё выясните, то не трудитесь извиняться, а теперь… Пошёл. Вон.
После её слов самодовольное выражение на его лице поблекло, но Олесе было наплевать. Когда Крутицкий вышел, она нашла в себе силы закрыть за ним дверь на замок. Вдруг ещё кто-нибудь ввалится…нежданный, незваный! И разрыдалась — вот и сказочке конец!
Сколько Олеся просидела, прислонившись к двери, она не заметила…
ГЛАВА 5
ГЛАВА 5
Утром я очнулась в своей родной кроватке, не помню, как до неё доползла. Было больно, горько, обидно. Свернулась в клубочек и разревелась по новой, хотя хотелось завыть. Зачем я вылезла из норки? Жила себе спокойно, никого не трогала, и меня не трогали… Золушка… Вот вчера наследный принц и наехал!
Олеся ещё вчера на автомате вынула симку из телефона, поэтому звонков не ожидалось. Посмотрев на часы, встала, умылась, оделась, нацепила тёмные очки и поплелась на работу.
Едва вошла в главный вход, ей навстречу Татьяна.
— Серенькая, тебя Зоя Ивановна вызывает. Давай быстрее, шевели ногами!
Началось. Напревать! Олеся уже приняла решение и написала заявление об уходе, осталось уговорить начальницу, чтобы не заставила отрабатывать положенные две недели.
— Зоя Ивановна, здравствуйте! Вызывали?
— А ты у нас тихоня теперь в звёздах ходишь, — язвительно сообщила начальница и швырнула под нос Олесе несколько утренних газет, где на первой полосе её фото с Игорем Ростиславовичем с благотворительного вечера.
Цветочки были вчера, сегодня — ягодки! Даже если и сомневалась, уходить или нет, то теперь выбора не осталось. Не уйдёт, сожрут!
— Зоя Ивановна, извините, так вышло. Вот моё заявление об уходе…
— Заявление-то я подпишу, но две недели отработаешь, — злорадствовала начальница, — Крутицкому-младшему все подборки сделай сначала. Можешь по-семейному им на дом отвезти. Со старшим, значит, роман закрутила? Серенькая, а губа не дура, думала всех на крутом повороте обскачешь…
— Я пойду. Работы много.
— Ты мне похами! По статье уволю!
Зоя Ивановна ещё долго распиналась, но Олеся абстрагировалась, что толку что-то объяснять, оправдываться: выводы сделаны, запятая в предложение «казнить, нельзя помиловать» поставлена.
— Иди! И чтоб никаких замечаний, отлучек, ранних уходов и поздних приходов!