Кот Василий

Князь, оказывается, охренительно соскучился, невозможно истосковался и был просто не в состоянии даже из рук девчонку выпустить.

И в итоге, так и заснул с ней в обнимку, сжимая настолько сильно, что Кет протестующе пискнула. Но выбраться даже не попыталась, обняла, уткнулась в грудь, муркнула что-то неразборчиво-ласково и вырубилась от усталости.

Проснулся Князь уже поздно вечером, отлично выспавшимся и впервые за последние три дня в хорошем настроении. Девчонка спала, свернувшись калачиком у него под боком, миниатюрная и хрупкая, как японская гейша. Он наклонился и задумчиво лизнул фарфоровое, в небольшой россыпи веснушек, плечико.

Вкусно.

Засопел, и, чувствуя себя мамонтом рядом с олененком, аккуратно развернул ее к себе, провел по груди, сжал, опустился ниже, залез пальцами между ножек.

Кайф какой. Горячо. Обжигающе просто.

Уже опять не думая, навалился, раздвигая ножки, нашептывая что-то ласковое, успокаивающее.

А Кет, сонно застонав, мягко обняла, притянула к себе, бормотнула во сне:

- Котик… Люблю тебя…

И Василий замер, осознавая услышанное. В любви ему и раньше признавались. Бабы, особенно во время секса, очень разговорчивыми бывают. Но здесь чувствовалось другое. То, без чего невозможно было представить себе Кет. Нежность и искренность.

Любовь.

Князь, не в силах устоять, не в силах противиться, начал целовать губы, щеки, шейку малышки, жадно вдыхая ее, такой чистый и томный со сна запах, возбуждаясь еще сильнее, но не зверея, как до этого, а натурально сходя с ума от нежности, внезапно проснувшейся по отношению к ней.

Кет привычно закинула руки на его плечи, раскрыла шире ноги, словно приглашая, изогнулась в пояснице. И открыла глаза как раз в тот момент, когда Князь одним плавным движением вошел в нее. Глядя в лицо внимательно и жадно.

Девушка ахнула, выгнулась еще сильнее, и Князь уплыл, покачивая ее на мягких волнах, накатывающих, сильных и плавных.

И это было настолько правильно, настолько нужно ему, им обоим сейчас, что даже к финалу они пришли практически одновременно, сплетясь руками и ногами в нечто цельное.

И в этот момент Князь понял, что спрашивать ее он не будет. Ни о чем. Потому что это все реально неважно. Потому что это все так далеко, так не про них, что даже смешно.

Потому что она - его. И этого ничто не изменит.

А позднее, уже глубокой ночью, сидя на кухне за чаем, Кет сама рассказала ему, как по глупости поехала на турбазу, оказавшуюся загородным клубом.

И что те фотографии, что выложили в паблике, были единственными, на которых она улыбалась, потому что чувствовала себя неловко, и расслабиться получилось только после кальяна.

Что домой она уехала одной из первых.

А ему не рассказала, потому что просто не придала значения этому. Чего рассказывать, обычная студенческая вечеринка. Ну, может, уровнем повыше, Сашкин папа, как и родители многих ее однокурсников, был человеком очень не бедным, и порадовал сына на день рождения по полной.

Князь смотрел на свою малышку, на ее тонкие пальчики, сжимающие чашку, на нежные искусанные  губки, на ясные солнечные глаза.

И чувствовал, как отпускает.

И верил.

15

Кет вышла из здания колледжа, добрела до ближайшего сквера, села на лавочку и только тогда наконец-то выдохнула.

Сессия закончилась. Итоговая сессия за последний курс. Теперь три месяца летнего отдыха. Или не отдыха. Кет досадливо поморщилась. Все-таки пока она не готова была даже думать о предложении профессора. Он дал ей срок  до начала июня. Время заканчивалось, а решение не приходило.

Сложно что-то решать, когда возможности  даже остановиться, подумать нет.

Вторая половина мая была просто сумасшедшей. Подготовка к экзаменам, сессия, чистка хвостов, бесконечная беготня.

День расписан по минутам.

А Кот, у которого закончилось майское усиление, занимал практически все ее ночи. И тоже выдохнуть не давал.

Кет едва урвала час, чтоб в женскую консультацию сгонять. Пожилая врачиха молча прописала противозачаточные и отправила восвояси. Без напутственного слова, слава богу, зря Кет тряслась. Да и кресло тоже не страшным оказалось. Неприятно, конечно, но ничего такого.

Зато теперь можно не бояться случайного залета, а то Кет прямо испереживалась вся.

Беременность в двадцать лет в ее планы не входила, но Коту, судя по всему, на ее мысли о дальнейшей жизни было плевать. Он все чаще заговаривал о том, чтоб съехаться, пару раз обмолвился, вроде шуткой, про день свадьбы.

Кет пугалась. Сильно.

С одной стороны, она буквально таяла от счастья и осознания, что он настолько серьезно к ней относится, что не хочет отпускать, что… Любит, значит! Хоть и не говорит! Но раз планы строит, раз разговоры о дальнейшей жизни заводит, значит… Значит, все не просто так! Не просто она для него кукла постельная! Малолетка глупая. Значит, хочет с ней быть и дальше!

И это осознание делало ее невозможно счастливой.