Котдог

— Да знаю я, не трави душу. Обломался Милтонс. И мы обломались вместе с ним за компанию. И ты, кстати, в первую очередь. Вот завтра поутру охолостят твоего любимчика — и всё. Не будет тебе никаких детишек, интересненьких да перспективненьких.

— Не думаю.

— Знаю, что не думаешь! Ты вообще не думаешь, ты — считаешь! Но считай не считай — а одну из самых перспективных милтоновских линий завтра обрежут под корень. Ха! Забавный каламбур получился, правда?

— Может, и забавный. Но неверный. В корне.

— Почему это?

— Кастрации не будет.

— Ну-ка, ну-ка, а с этого момента поподробней, пожалуйста! Как это не будет? Внизу шутить не настроены, ты на лица их посмотри! Меня и то дрожь пробрала… шесть раз. Нет, без вмешательства свыше они ничего не отменят! Значит, ты хочешь вмешаться, да, так что ли? Активно и сознательно? Похерить свои же обожаемые принципы и наплевать на прямые приказы? Слушай… а давай, а? Нет, ну правда! Я не могу, но ты-то вполне, свобода воли и всё такое!

— В этом нет необходимости.

— Полагаешь?.. Хм… Да нет, чушь всё это! Не сумеет он удрать без посторонней помощи, его же в сквоте связали! И верёвки этой дрянью пропитаны, ну, знаешь, с мятой да местным аналогом валерьянки. Ему не выбраться самому. Даже из сквота не выйти. Ты блефуешь!

— Я никогда не искажаю информацию. И всё учитываю, ни о чём не забывая. А ты — забываешь.

— Ха! Не забывая, как же! А кто поймал тебя на прошлой декаде с пропущенными знаками после запятой, а?! Молчишь?! Вот и молчи! Ладно бы один, но ведь целых три подряд!!! А потом ещё удивляется, почему результат не сходится! А я не скрываю своего несовершенства! Даже горжусь им. Отчасти. Ты ведь даже не представляешь, какое это благо — умение забывать! Где уж тебе… Ну так и? Что ты молчишь? Про что такое жутко важное мне посчастливилось забыть на этот раз?

— Про девочку.

* * *

Славу провыли три раза.

Подряд.

Она не верила. До самого третьего раза — не верила. Потом — пришлось.

Три раза подряд Славу выли только самому Держателю Поводка. Ну и Вожакам — редко. По особо торжественным случаям. Вожаков не наказывают.

Она не верила. Нет, наставники рассказывали странные истории, иногда славу выли и нарушителям лорантовых заповедей — но славили их вовсе ведь не за нарушение ими этих заповедей, ведь так?

Но Вожак сказал, что так надо. Что она первая поняла истинное желание Лорантов — это была проверка, проверка на верность как раз таки заповедям, вопреки всему, вопреки даже воле самих Лорантов. И она поняла это первая, и осталась верна и чиста, а потом и Вожак понял. Вернее, он раньше понял, но не успел добежать и предупредить, и хорошо, что она тоже умная и сама догадалась.

Она не верила. Но он был очень убедителен, этот Вожак, и держался с нею почти как с равной, как тут не поверить?

Вожаков не наказывают.

Во всяком случае, она про такое не слышала. А даже если и случается такое, то вряд ли они будут слишком серьёзно наказывать ту, которую только что три раза подряд славили. Можно расслабиться.

И вот тут-то она сама чуть было всё не испортила. Когда поняла. И поверила наконец. Задрожали ноги, обмякнув, словно варёные, стало вдруг очень-очень жарко, зашумело в ушах. У Туза, который выполнял роль Держателя в их сворке, рука тяжёлая. Раза два ей довелось испытать наказание по полной программе — потом долго отлёживаться пришлось. Туз, он старательный. Она очень хорошо об этом помнила, когда выходила под Дюзы. Она была готова. А вот к тому, что наказания не будет, готова она не была.

Справилась.

Отдышалась. Проморгалась. Сделала несколько судорожных глотательных движений. Облизала губы пересохшим языком. А что рожа при этом была, наверное, глупая донельзя, так это дело последнее. Кто же будет требовать умного лица от героини? Главное, что не упала посреди третьей СЛАВЫ, опозорив вконец и себя саму, и всю свою сворку заодно…

Она сидела на почётном месте — на верхней ступеньке высокого крыльца у конуры местного вожака. На одной с ним ступеньке. Выше любой женщины племени, даже его жён. Выше даже самой старшей суки коренной сворки. Рядом был только он, вожак, который не помнил её имени. Да и зачем ему помнить имя какой-то глупой молоденькой сучки, пусть даже и произведённой им в героини?

Смешно, но ей почему-то было обидно. Хотя обижаться-то не за что, ну, в самом-то деле — кто она, и кто ОН? Какое может быть сравнение? Но почему-то мысль о том, что она тоже не помнит его имени, доставляла ей тайное и ни с чем не сравнимое удовольствие. Маленькая и никому не видимая месть.

А вот сидеть на верхней ступеньке удовольствия не доставляло.

Совсем.