Котел

Форе, крошечный человечек с крысиным лицом, кивнул.

– Так точно, сэр.

– Превосходно. Сделайте снимки, если сумеете.

Вердье, который был покрупнее и покрасивее своего напарника, кивнул головой в сторону лесной дороги.

– Что нам сказать солдатам на контрольном пункте, если они спросят, отчего мы уезжаем так рано?

Дюрок пожал плечами.

– Скажите им, что французский посланник желает убедиться, те ли вина подали ему к ужину. Я думаю, они сразу вам поверят.

Оба агента заулыбались и поочередно кивнули. Нежная и преданная любовь посланника Сорэ к своему желудку, а также его непоседливость и нервозность, давно стали предметом едких шуток как среди его подчиненных, так и среди их русских коллег.

– Есть еще вопросы? – спросил Дюрок. – Нет? Выполняйте.

Машина Соловьева находилась уже на пути к лесу.

Форе и Вердье бросились исполнять распоряжение, а Дюрок вернулся в дом, тщательно обдумывая свой следующий шаг. Если его тревога окажется напрасной, то слежка за этим русским поможет ему держать своих людей в некотором напряжении, однако Дюрок чувствовал, что его бдительность принесет гораздо более удивительные и неожиданные результаты. Для майора разведка была просто вариантом древней как мир охоты – охоты за фактами в тумане неопределенности, и могла заменить ему воду в сердце пустыни. Он отлично знал, что при помощи собственного сознания человек не в состоянии уловить и сотой доли тех малозначащих фактов и полунамеков, со всех сторон обрушивающихся на него. Главную работу проделывает подсознание, главными инструментами которого являются интуиция и вдохновение, производящие на свет блестящие догадки и озарения. И хотя его решение установить слежку за русским полковником было почти полностью интуитивным, Поль Дюрок уже давно научился доверять своей интуиции.

* * *

МОСКВА, УЛИЦА АРБАТ

В самом начале двадцатого столетия в Москве на Арбате располагались самые дорогие и фешенебельные магазины. В годы коммунистического правления для Арбата настали черные дни, ибо скромная улочка превратилась в один из символов "капиталистической эксплуатации". Теперь же, когда двадцатый век почти закончился, история совершила полный круг. Оживление частного капитала и связанная с этим реставрация многих старинных особняков, иностранные инвестиции и правительственная программа, связанная с сохранением памятников старины, вдохнули в Арбат новую жизнь. Так в Москве появилась вымощенная булыжником пешеходная зона, окруженная множеством сувенирных лавочек, картинных галерей и театров.

Вопреки политике строгой экономии, которую в соответствии с суровыми законами военного времени неуклонно проводило в жизнь правительство маршала Каминова, Арбат не утратил ни своих красок, ни людного оживления. Когда в столице закрывались после рабочего дня министерства и офисы, многие устремлялись на Арбат в поисках развлечений и покупок. Часто попадались здесь и люди в военной форме – это были офицеры, занятые на штабной работе в массивном бетонном здании Министерства обороны, расположенном в самом конце улицы.

Эрин Маккена двигалась по Арбату вместе с толпами зевак, притворяясь, будто разглядывает витрины магазинов, с нетерпением ожидая появления полковника Соловьева. Она уже начинала терять терпение, сознавая, как быстро несется время. Русский офицер запаздывал, и если он не появится в ближайшие несколько минут, ей придется уйти, так и не встретившись с ним. Где, черт побери, он пропадает? Застрял где-нибудь в дорожной пробке или арестован по подозрению в измене? Тревога и неопределенность немилосердно терзали ее, и то, что Алекс Банич находился где-то поблизости, присматривая за ней, служило для нее слабым утешением.

Эрин перешла к следующей витрине, делая вид, будто с интересом рассматривает превосходно вырезанные шахматные фигурки. Прочие пешеходы рекой текли мимо, не останавливаясь, чтобы бросить на витрину еще один взгляд, полностью поглощенные своими собственными радостями и заботами. Эрин вдруг задумалась о том, как странно бывает, когда чувствуешь себя одиноким в самой большой толпе. Алекс был прав, когда говорил ей, что в толпе у человека появляется совершенно особое чувство собственной безвестности и незначительности.

В витрине над ее плечом возникло знакомое отражение; на сей раз полковник был одет по полной форме. Взгляд Эрин лишь скользнул по нему и вернулся к шахматным фигуркам за стеклом.

– Я рада, что вы наконец появились, полковник.

– Приношу свои извинения, мисс Маккена, – слегка задыхаясь от быстрой ходьбы, сказал Соловьев. – Заседание продолжалось гораздо дольше, чем я рассчитывал. Мне пришлось уйти даже раньше, чем все закончилось.

– Не было ли это неосторожно с вашей стороны?

Полковник неуверенно пожал плечами.

– Все может быть. К сожалению, у меня не было времени, чтобы связаться с вами и назначить новую встречу.