Это стало сенсацией, насмешливой, правда. Швабы получили возможность кивать в сторону востока и говорить при этом: вот гунны воюют друг с другом.
Когда Трупчинов станет великим человеком первым лицом в государстве, информация о том, как он спас революционеров от вымерзания, получит широчайшую огласку.
А пока что, он бежал от дома к дому и жалобно вопил: – Граждане великой страны, помогите! Борцы за вашу свободу и независимость, за ваше спокойствие и безопасность от агрессивных москалей, мерзнут. Пятьсот человек отморозили копчики, триста заболели гриппом, три тышши простудили систему мочеиспускания. Несите им теплые вещи. Кто что сможет. Революция не забудет вас!
В тот день революционеры активизировались. Сотни бутылок полетело в ряды беркутовцев. Они просто воспламенялись. Одежда, политая бензином, горела как спичка. Восемьдесят человек беркутовцев было отправлено в больницы Киева с опасными ожогами. Но в больницах не оказалось продуктов, бинтов, всяких мазей на основе цинка, не из чего было готовить баланду, чтобы согреть мерзлых людей с ожогами. Пришлось использовать кальсоны, но их некому было стирать, а что касается питания, было предложено главврачом больницы ловить кошек и собак на морозе, добывать котел и варить суп из этого вкусного мяса.
– Пробачте, – говорили люди в белых халатах. – Государство на питание больных денег не выделяет, на лекарства тоже и температура в палатах опускается до нуля. Кто может, маршируйте по коридору, согревайтесь. Проще киевлянам: позвонил домой и глядишь, мать, али жена принесут не только похлебать, но и сытно пообедать. А питание, как известно, способствует выздоровлению. Ни хлеба, ни шприцов, ни лекарства нет, и не будет, передайте Хведоровичу.
Раненые, пребывавшие в памяти, молча слушали этот бред и наматывали на ус, а те, кто находился в трех шагах от смерти, не обращал ни на кого внимания. Но к вечеру поступили два бандеровца с царапинами на ногах и на кистях рук. Тут же запахло борщом, мясом, салом, появились свежие помидоры, бананы, апельсины и даже грейпфруты. Врачи надели новые халаты, достали новые шприцы, лекарство последнего выпуска, и тяжелораненые бандеровцы стали балагурить и посмеиваться над своими врагами, стонущими, кто на полу, кто на кровати без одеяла и даже матраса и просить смерти, раз жизнь превратилась в мучение.
Один больной из состава охранников порядка обнажил кулак и помахал им. Бандеровец тут же бросился на него и жестоко избил. Последний удар пришелся несчастному в солнечное сплетение американским кованым сапогом. Несчастный взревел так, что занавески зашевелились. Врачи проходили мимо и брезгливо отворачивались, как будто ничего не происходило.
Такой спектакль в одной из европейских стран, что так стремилась попасть в царство Евросоюза, очень нравился янкам, как свидетельство демократии высшего класса.
Баронесса Нудельман, как только узнала, что ее план игнорирования больных, защищавших президента, получил второе боевое крещение, воскликнула: окей, мой обезьянка. Она считала всех бендеровцев обезьянками и знала, что назначение их в будущем стирать трусы, чистить ботинки и подметать дворы богатым американским фермерам.
Она прикатила в нищий воюющий Киев в девять вечера по киевскому времени и тут же позвонила послу Пейту Джеффри.
– Срочно пришли машину, я буду у тебя ночевать. Ужин, кафе и все остальное – твоя обязанность. У меня полный рюкзак пирожков для нищих душой и телом на Майдане.
Посол тут же сказал:
– Мой джип в аэропорту стоит у входа. Два моих зама дежурят, сделай болшую американскую улыбку на весь аэропорт, и они тебя увидят.
Виктория так и сделала. Она волочила сумку на колесиках с пирожками и много консервов из конины и дохлой баранины. И широко улыбалась.
Быстро подбежали два молодца с массивными браслетами у кистей рук, выхватили сумку, схватили за руку Нудельман и направились к машине. Сорок пять минут, и посол Пейта тряс руку великой женщине, потом трижды поцеловал в лоб.
– Зачем лоб целовать, в губы, в губы надо целовать, как на западе. – Нудельман обиделась. Она, правда, знала, что Пейта импотент и ничего не может, если только обслюнявить, но все же такое поведение ей показалось дерзким. – Я иду на Майдан раздать голодным пирожки. А ты обзвони журналистов, пусть работают, пишут, фотографируют, снимают на видео, а потом транслируют на весь мир: миротворец Виктория Нудельман оказывает помощь украинским восставшим в борьбе с властью.
Она тут же набрала номер Яйценюха и приказала быть на Майдане.
Как только она появилась в толпе, огороженной мешками, набитыми снегом, которые должны были превратиться в ледяные глыбы с наступлением температуры ниже двадцати градусов, спинками от кроватей, старых ванн и колючей проволоки, Виктория полезла в сумку.
– Нула, Нула! – заревела толпа.
– Пирожок, пирожок, – пыталась произнести она, но голос толпы, где было много пьяных, заглушал ее.
– Нула, дай свой пирожок, мы американок не пробовали.