Котелок дядюшки Ляо

Итак, от «обеда пахаря» до полудня прошло много часов. Так во сколько же был обед? Не кажется ли, что часов в шесть утра, то есть по-нашему это был завтрак? Нет. Мы же помним, что крестьянин уходил в поле на целый день, очень плотно поев. Это был именно обед — самая сытная и обильная еда за день. А в XVIII веке уже появляются словосочетания «полуденный обед» и еще «утренний обед».

Можно предположить, что утренний обед — в городах, у почтенных бюргеров и чиновников — это утреннее вкушение пищи сначала по привычке было обильным, как у их деревенских предков. Такова сила традиции. Но, согласитесь, одно дело работать после такой пищи на чистом воздухе, напрягая каждый мускул тела, а совсем другое — сидеть в закрытом помещении. В такой сон вгонит, что ни о какой производительности труда и речи быть не может. И утренняя трапеза становилась все скуднее и скуднее, докатившись до чашечки кофе с бутербродом. И из названия выпал сам «обед», а осталось только «утренний», что, как помнит читатель, по-венгерски и будет «рэггели», которое мы переводим на русский язык как «завтрак».

Полуденная же трапеза усилилась, увеличилась, познала собственную важность и отбросила за ненужностью эпитет. Обед он и есть обед, и ясно когда. Главное — что без него день — голодный.

С течением времени — а всего-то за прошедшие полтора-два столетия — городские привычки (куда как более престижные, чем мужицкие!) распространились шире, и постепенно все общество стало есть завтрак, обед и ужин. Или завтрак, ланч и обед. Каждый день. Но все-таки по-разному.

Еще чуть-чуть о Манере

Манера Ипполитовна недолюбливала немцев. Она относилась к ним с большим подозрением. Вроде бы что ей с ними делить? Манера никогда не была в Германии, немцы не ездят в Гали. Тем не менее каждое упоминание о немцах вызывало у нее слегка презрительную усмешку.

И тому были причины. Когда учитель, уехавший учиться на профессора в Москву, снимал комнату в доме Чхвинджия, он готовился к экзаменам в аспирантуру и долбил немецкий язык. Причем вслух, чтобы лучше запомнить. И вот, когда он повторял с легким грузинским акцентом пословицу об утренних часах: «Морген штунде хат голд им мунде» — «У утреннего часа золото во рту», Манера, помешивавшая мамалыгу, резко к нему повернулась и, покраснев, спросила:

— Что это ты там говоришь? Золото во рту? А как по-немецки «рот»?

И, услышав, что «мунде», всплеснула руками:

— А еще говорят — культурный народ! Как такое можно ртом называть!.. Бесстыдники!

На беду, по-мегрельски похожим словом неприлично называется часть тела, функция которой прямо противоположна назначению рта. И как ее тогда и впоследствии ни убеждали, что уж в этом-то немцы не виноваты, она качала головой и не отступала от своего мнения.

Увы, при оценке других народов мы часто полагаемся на случайно услышанное да еще сравниваем со своим, к тому отношения не имеющим. Но стоит лишь углубиться в предмет — не углубляясь, лучше не делать выводов ни о своем народе, ни о чужом, ни о его происхождении, ни о своем благородстве, — как становятся ясны трудности, не преодолев которые не стоит даже браться за дело.

Даже за обед в чужом доме.

Глава XIII В поисках кельтов

Что такое язык для этноса. — Можно ли говорить только на чужом языке, и чужой ли он тогда? — Самые длинные слова в мире. — Если все вокруг Джонсы. — Чем плох звук «ы»?

В Уэльс я поехал, не имея никаких адресов. Планов в полном понимании этого слова тоже не было. Все произошло несколько случайно: в университетском городе Эксетер подвернулась небольшая работа, которую там и тогда мог выполнить только я. Срочно готовили в Ленинград (тогда он назывался именно так) материалы на телевидение, и меня попросили отредактировать перевод. Полученных за это полутора сотен фунтов должно было с избытком хватить на небольшое путешествие, если, конечно, не жить в гостинице и тем более не ехать по железной дороге, безобразно дорогой в Великобритании, по мнению даже самих британцев.

От Эксетера — столицы юго-западного английского графства Девоншир — рукой подать до Уэльса: всего двумя автобусами — автобус в стране недорог и комфортабелен — с пересадкой в Бристоле. Последнее обстоятельство меня очень устраивало: можно было посмотреть город, который, очевидно, очень хорош, не зря же в городах континентальной Европы, не исключая Российскую империю, лучшие гостиницы в свое время носили имя «Бристоль». Кроме того, мне уже приходилось проезжать через этот город, но, ограниченный четвертью часа стоянки, я прошелся лишь вокруг автовокзала и сразу же наткнулся на здание церковного вида, у входа в которое висела табличка «Annibyn nwyr» и т. д. Надпись была на валлийском языке — а это и есть язык уэльсцев — и, как следовало из английского перевода, обозначала «Уэльская часовня».