Все действительно походило на музыку. Невообразимые ласки, резкие разрядки, восторг и легкость, расставание и желанное соединение. Жажда и голод сменялись сытым удовлетворением. В эту ночь я открыла для себя много новых эмоций и ощущений. Меня окутало одеялом тепла и нежности.
— Так не может быть. — Устало прошептала я.
— Так должно быть. — Усмехнулся мужчина. — Одно плохо, у нас с тобой защита порвалась.
— Я ничем не болею. Недавно проверялась.
— Я тоже врачей проходил. Но детей никто не отменял.
— Не должно быть. — Сон уже забирал меня к себе. — Спасибо.
— За что?
— За то, что ты рядом.
— Котенок…
— Я знаю, что это иллюзия. С рассветом все исчезнет. Но я ведь могу представлять, что ты рядом и вспоминать. Это ведь останется со мной.
— Малышка, я взял бы тебя с собой, но не подходящая я для тебя пара. Ты еще найдешь свое счастье.
— Ты и есть счастье. Забудь.
Сон свалил меня. Тяжелый день давал о себе знать.
Глава 2
Он ушел еще до рассвета, сказав, что номер оплачен до полудня. Выделил мне из своих запасов толстовку и запасные кросовки, что купил в подарок племяннику. На столики лежала бумажка с описанием как доехать до города Леснова и пять тысяч рублей. Я сидела и смотрела на деньги, что лежали среди остатков зачерствевшего хлеба и засохших кусочков колбасы. На душе было противно. Гадко. Мучило похмелье. Алкоголь еще не выветрился из крови. И что теперь?
Хотелось забраться под теплое одеяло и не вылезать из кровати. Спрятаться от всех бед и неприятностей. Но чтоб это сделать для начала нужно найти эту самую кровать и одеяло.
У человека должен быть дом. Будет он и у меня. Леснов? Пусть будет Леснов. Меня в Москве ничего не держит. Мама видеть меня не хочет. Ната? С ней не было никогда доверительных отношений. Да и вряд ли она поддержит мое решение. Ей нужны были деньги Алексея. Одно не могу понять: деньги нужны им, а почему расплачиваться должна я? Какая мне от этого выгода. Обидно. За себя, за Егора. Что жизнь у нас такая дурацкая. Только слезы лить не время. Действовать надо.
Душ. Девять утра. Пора заниматься делами.
А город уже жил своей жизнью. Люди продолжали торопиться. Утром на работу, вечером с работы. Какой-то постоянный круговорот, которому нет конца и края. Поток машин напоминал бурлящие воды экзотической реки, которая переливалась красно-желтыми огнями и сияла хромированными деталями. Выглянуло солнце. Оно ласково погладило меня теплым лучом по щеке и побежало дальше. Все получится. Должно получится. Разве может быть иначе?
Рабочие моют витрину магазина. Известная сеть. И цены в ней кусаются, а вещи мне казались в ней обычные. Только бирку повесят, что фирма. Может я просто не понимала ничего в отличие от Наты? Это она могла восхищаться вещью из дорогого магазина. По мне все едино. Чем отличались джинсы за пять тысяч и за семьсот рублей? Пошиты в Китае. Темные. Подошли по фигуре одинаково. Качество? Не думаю. Все подделка. Иллюзия. Может вся наша жизнь — это иллюзия? С перепоя какие только мысли не придут. Вон, уже на философию потянуло.
Я усмехнулась. В кроссовках, джинсах, черной толстовке и тонком бежевом пальтишке уже погода не казалась такой противной и холодной. К тому же периодически выглядывало солнышко.
Ломбард. Пятьдесят пять тысяч. Неплохо. Мало, но неплохо. Вот он и старт. Осталось лишь смелости набраться.
Я поехала забрала Егора. Хорошо, что его вещи остались в больнице, когда мы его туда привезли. Лечащий врач был против, чтоб я прерывала лечение. Но я его не стала слушать. Еще два дня назад он уверял меня, что сделано все возможное в их силах. А сейчас начал говорить о каких-то дорогих европейских препаратах. Я его слушала и не верила ему. Написала, что забираю под свою ответственность и уехала с Егором.
Увидев сына, я еле сдержала слезы. Он больше не напоминал того жизнерадостного любопытного ребенка, которому на все нужны были ответы. Раньше у него был характер. Он не боялся Алексея, в отличие от меня. Сейчас же Егор напоминал стойкого оловянного солдатика. Полная апатия. Его словно перестала интересовать жизнь. Если его поставить, он будет стоять. Посадить — будет сидеть и смотреть перед собой.
Поднесешь кружку к губам будет пить, не поднесешь — просить не станет. Больше всего поражали стеклянные глаза, в которых не было и проблеска жизни.
— Ничего, Егор. У нас все с тобой получится. Начнем жить сначала. Ты оттаешь. Все будет хорошо. — Веду его за руку, а слезы так и наворачиваются на глаза. Но плакать нельзя. Нужно держаться. — Мы с тобой уедем туда, где нас больше никто не будет обижать. Станем с тобой сильными-сильными. И никто нам не будет страшен.