Котенок. Книга 2

Гитара едва ли не рыдала у меня в руках («Урал 650А» радовал качеством звучания — в очередной раз). Звуки музыки успокаивали, но не убаюкивали. Мой голос чуть дрожал, словно от волнения. Мне казалось, что так он лучше передавал заложенные в песню эмоции. По взглядам девчонок видел, что песня била «точно в цель». То и дело переходил с вибрато на субтон — безжалостно давил на пока неокрепшую психику школьниц. Я недолго раздумывал над тем, какой именно песней отблагодарю Русину подружку. Потому что помнил: после моего исполнения «хитов» группы «Руки вверх!» жена едва ли на весь день заряжалась хорошим настроением. Не сомневался, что рудогорские школьницы отреагируют на песню схожим образом. Видел мечтательные улыбки и затуманенные глаза старшеклассниц — верные признаки того, что я не ошибся с выбором песни.

— …Только тебя одну любить…

* * *

После концерта я снова сбежал из зала вместе с музыкантами ансамбля Рокотова. Ушел не к гардеробу, а по запутанным и безлюдным коридорам к комнате, где проходили репетиции ВИА. Выступления (с паузами на пение Сергея Рокотова) уже не походили на рабский труд в каменоломнях. Они радовали и развлекали теперь не только слушателей, но и меня. Со сцены я спустился в хорошем настроении, крепко держался на ногах. Пожал руку Руслану Петрову, обменялся дружескими поцелуями с Надюхой. И вслед за Рокотовым и Изабеллой Корж покинул зал через «служебный» ход. Улыбался, потирал горло. Голосовые связки приноровились к работе: сами подсказывали, когда следовало их поберечь. Я не пренебрегал их намёками — придерживался щадящих нагрузок: они позволяли не только петь, но и наслаждаться звучанием собственного голоса и царившей в танцевальном зале Дворца культуры атмосферой.

В репетиционной комнате я занял «свой» стул — прижался спиной к холодной стене. Распрямил ноги, зевнул. Без особого интереса слушал болтовню Веника и Чаги. Вдыхал табачный дым. Наблюдал за тем, как Бурый исполнил работу бармена: с точность до грамма поделил семьсот миллилитров портвейна на четыре порции.

— Хорошо отыграли, — резюмировал Рокот. — Как и всегда. Молодцы.

Он сел за стол, погладил опустившуюся ему на плечё руку Изабеллы. Взял из рук Бурого уже наполовину заполненный портвейном стакан, отсалютовал им музыкантам ансамбля (мы с Беллой снова отказались от спиртного). Парни осушили гранёную тару до дна, словно мучились от жажды. Сергей вытер губы и взглянул на меня.

— Неплохую музычку ты слабал для подружки Петрова, — сказал он. — Девкам слова понравились. Сам сочинил?

Я помотал головой.

— Нет. Серёга Жуков из Дмитровграда. Его песня.

— Кто это такой? — спросил Рокот. — Никогда о нём не слышал.

— Лидер вокально-инструментального ансамбля «Руки вверх!», — ответил я. — У них много хороших песен.

Рокотов вздохнул.

— Ёлы-палы, нам тоже нужны свои песни, — сказал он. — Пусть не такие крутые, как «Олимпиада-80», но свои! Вон, парни из Дмитро… хрен знает откуда и то имеют собственный репертуар. А мы?

Сергей протянул стакан Бурому, который уже откупорил новую бутылку. Я неохотно поднялся со стула и прогулялся к пылившейся в углу комнаты акустической гитаре. Музыканты звякнули стаканами — оросили столешницу пахнувшими виноградом красными каплями. Я вернулся к стене, проверил настройку музыкального инструмента.

— Есть у меня одна эксклюзивная вещица, — сообщил я.

Сыграл короткий проигрыш — прислушался к звучанию струн.

— Ты написал песню? — переспросил Рокотов.

— Только музыку, — уточнил я. — Слова… сочинил один мой хороший друг.

— Руслан Петров, что ли? — сказала Изабелла.

Она смотрела на меня поверх пышной причёски Сергея. Ухмыльнулась. Музыканты отреагировали не слова Беллы Корж улыбками. Чага и Веник обменялись шутками, хохотнули. Бурый заглянул в пустой стакан, вздохнул. Рокот сощурил глаза — смотрел не на моё лицо, а на мои руки: будто силился распознать ту мелодию, что я наигрывал.

Я оставил слова Беллы без ответа.

Завершил проигрыш.

Посмотрел Изабелле в глаза и запел:

— Ты возьми моё сердце на память. Пусть согреет оно твои руки…

Глава 9

— Я кричу: «Не уходи!» Сердце рвётся из груди…

Звуки моего голоса метались по репетиционной комнате: чёткие, громкие. Мне не понадобился усилитель, чтобы заполнить ими этот маленький зал. Я не жалел голосовые связки. Только сейчас прочувствовал, сколько эмоций вложила Алина Волкова в свои стихи. Не утаил их и не проигнорировал. Голосом извлёк их из песни, сконцентрировал в своих словах и в музыке. А во время рефрена обрушил эмоции на расслабившихся после «отработанного» концерта слушателей.

Музыканты и Белла смотрели мне в глаза, не шевелились. Чага и Веник молчали, не улыбались. Бурый держал в руке бутылку из-под портвейна. Он словно позабыл о ней: не убрал пустую тару под стол. В глазах Сергея Рокотова отражались светившие под потолком лампы. Рокот прижал к своему плечу руку Корж. Он будто задремал с открытыми глазами. Изабелла застыла за спиной своего ухажёра. Широко распахнула глаза. Её нижняя губа чуть вздрагивала.

Я в последний раз повторил припев, отыграл аутро.

Замолчал. Накрыл рукой струны.